Далия Трускиновская
Вот это по-нашему!
На экране ноутбука одна картинка сменяла другую.
— Хоть убей, не пойму, чем они отличаются! — воскликнул Корсунский. — Ну не в дизайне же дело!
— Ты посмотри. — Яненко постучал по мышьему шарику, возвращаясь на несколько картинок назад. — Вот тебе «форд-темпо-десять-сорок-четыре». Работает в двух режимах — в реальном и возвратном. А сорок девятая модель работает в трех: реальном, возвратном и турбореальном. Но горючего жрет — не напасешься. А вот тебе «вольво-семь-таймина» с резервом на трое суток. Зато и стоит — упаси Боже!
— А «форд»?
— А с «фордом» ты привязан к заправкам, особенно если едешь в возвратном режиме. Потому он и дешевле — на заправках с тебя сдерут вдвое больше, чем ты сэкономишь, если возьмешь «форд», а не «вольво». Его и берет всякая мелкая шушера, которой возвратный режим до фонаря. Подумаешь, час! А так за год сколько часов наберется?
Яненко возвел глаза к натяжному пленочному потолку, который оптически увеличивал высоту кабинета до бесконечности, и где-то в звездной дали увидел свою запрокинутую физиономию.
— Пятнадцать суток! — провозгласил он. — Ты понимаешь?
Корсунский покосился на него:
— Зато «форд» восьмиместный.
— Ну и кого ты собираешься сажать на эти восемь мест? Саша, это модель для таксопарков! Ты еще омнибус поищи. А вот, смотри, «субару» — это вообще класс! Дальность умопомрачительная!
— Сколько?
— Тысяча пятьсот.
— Куда мне столько?! Чего я там забыл?
— Ну… — Яненко непременно хотел что-то возразить, но не получалось. Он и сам понимал: тысяча пятьсот — это уже вообще запредельно и никому не нужно, если только не собираешься вступить в войну с Темполом. Есть любители подразнить Темпол, заманить туда, где его машины уже не тянут и заправок нет. Кое-кто сделал из этого целый вид спорта, но Корсунский человек солидный, банкир, домовладелец.
Достаточно на рожу взглянуть — сытая, ухоженная, Яненко ввек такую не наесть… а как банкир ее несет! Царственно! Взора не опустит, как будто всю жизнь под ногами одни ковры.
— Ты же знаешь, я на своей «тройке» только обедать езжу. И не дальше, чем восемнадцать-пятьдесят. Потом — сплошная антисанитария.
Корсунский взглянул на часы. Эти настольные часики имели наискромнейший вид, и если не знать, что фундаментом для них служит полукилограммовый слиток платины, можно и удивиться: чего это в солидном кабинете вдруг такая простота и дешевка?
Мечта шефа — водрузить на столе настоящий золотой самородок. Об этой мечте было известно всему персоналу банка. Она стала для Яненко настоящим бедствием — потому что время от времени возникали всякие авантюристы, клялись, что сию минуту с приисков.
Имелась только одна возможность раздобыть настоящий самородок, но законодательством она не приветствовалась, хотя Яненко знал: стоит Корсунскому увидеть долгожданную цацку, плевал он на законодательство, охотно вынет из оборота деньги на штраф, лишь бы потешить душеньку.
— Вот и я о том же, — увидев, что время обеденное, обрадовался Яненко. — Кушанье готово, сударь.
— Значит, поехали.
— Я без сюртука.
Но Корсунский был на высоте.
— Я для такой надобности четыре лишних держу.
Из дубовых резных панелей, которыми был обшит кабинет Корсунского, две прикрывали потайные двери — в комнату отдыха и в гардеробную. Корсунский и Яненко переоделись в сюртуки, сменили галстуки и достали из шкафа большую бобровую шубу.
— А ты волчью возьми, — сказал Корсунский. — Она тебе великовата, ну да ничего, кто там на это смотреть станет. Там главное — монументальность.
Сам он в великолепных бобрах был вполне монументален и даже, пожалуй, красив… Яненко рядом с ним казался мелковат, и волчья шуба, которая мела по полу, гляделась как незаслуженный дар с барского плеча. Впрочем, так оно и было — Яненко служил у Корсунского в банке, заведовал отделом по связям с общественностью, и именно в его руки стекались все рекламные затеи, прилетавшие каждое утро на адрес банка по Паутине. В том числе и соблазнительные предложения насчет «форд-темпо-десять-сорок-четыре» и «вольво-семь-таймина».
Спутники вышли в пустой коридор, вызвали лифт и спустились в гараж, где стояли машины для деловых поездок и шестиместная «тройка» в положенном ей боксе.
— Добрый день, Александр Артурович! — поздоровался юный оператор Дениска. — Как всегда?
— Как всегда.
— Заходите!
— Ты, поросенок, сессию сдал? — спросил оператора Корсунский.
Длинный, но уже вовсю плечистый Дениска широко улыбнулся.
— Мне отсрочку дали!
— Это за какие такие добродетели?
— Я сказал, что в банке «Аскольд» служу, работы было много, дураки они, что ли, не знают «Аскольд»?..
— Вот, воспитали жулика! — весело сказал Корсунский. — Смотри, сессию завалишь — переведу из операторов в дворники! Будешь на каре по тротуару ездить и снег разгребать!
— Приятного аппетита! — нажатием кнопки открывая дверь в бокс, крикнул Дениска.
— Александр Артурович! Подождите!.. и, не дожидаясь, пока дверь лифта разъедется полностью, выскочило юное создание — тридцати четырех лет от роду, но если не смотреть в документы, то девочка лет двадцати. И с голоском шестиклассницы, кабы еще не писклявее…
Яненко негодующе фыркнул.
Наденька всякий раз выжидала, когда Корсунский поедет обедать.
Услышав голосок, Корсунский окаменел.
С непостижимой быстротой Наденька оказалась у двери бокса. На ней была короткая розовая шубка, из-под которой топорщились воланы длинной юбки, собранные в диковинную загогулину на самом заду; на голове возвышалась широкополая шляпа с пером, настолько же уместная, сколь набедренная повязка из пальмовых листьев.
— Куда сегодня? — спросила Наденька уже на пороге бокса.
— Еще не решили, — ответил вместо Корсунского Яненко.
«Если ты один раз исхитрилась поймать шефа, это еще не повод вечно навязываться обедать за его счет!» — говорили при этом выразительные глаза по связям с общественностью.
«В постели от него толку мало, так пусть хоть покормит одинокую трудящуюся женщину!» — весело возражали нахальные глазки Наденьки.
Все трое вошли в машину и уселись: Корсунский — на заднее сиденье, Наденька — на боковое, Яненко — перед панелью.
— Поехали, что ли? — распорядился Корсунский.
Машину качнуло, снаружи взвыло и заурчало.
Яненко соображал, как избавиться от Наденьки. Были в Москве места, куда уважающая себя дама старалась не показываться.
