Леонид Платов
Мгновение
Экспедиция прибыла к озеру ночью.
Вскоре все уже спали в наспех разбитых палатках. Только молодой археолог Федотов ворочался в углу на кошме. Радостное нетерпение мешало ему заснуть.
Стоило зажмурить глаза, как начинало казаться, что он еще покачивается в седле. Горная тропа ведет круто вверх. Вдруг скалы расступаются, и видишь все вокруг на сотни километров. Марево зноя колышется над лесами. Однако успеваешь только бросить взгляд - и тотчас ныряешь вниз, в ущелье.
Спуск почти отвесный. Чувствуешь себя мухой, ползущей по стеклу. До отказа натягиваешь повод, откидываешься на круп лошади. И вот уже дно ущелья. Быстрый ручей бойко побренькивает галькой. И только клочок неба сияет вверху, в узком просвете между скалами...
Федотов надеялся, что до таинственного горного озера, цели путешествия, доберутся засветло. Однако ночь застала еще в пути. Скрипя седлами, негромко переговариваясь, двигались всадники, следуя вереницей за таджиком-проводником. Наконец что-то протяжно закричали впереди, и все остановились.
Большое водное пространство угадывалось у подножья спуска - оттуда тянуло прохладой, сыростью.
Но напрасно Федотов всматривался в темноту. Вдали виднелись не то тучи, не то горы, многоплановый фон, - чем дальше, тем светлее. Рядом чернели силуэты деревьев.
- Оно? - спросил Федотов спутника почему-то шепотом. - Где же оно?..
- А вон, внизу!
Совсем близко было долгожданное озеро - вернее, звезды, отражавшиеся в нем. Звезды были очень яркие, большие, непривычно большие; они вспыхнули сразу все, будто кто-то раскрыл сундук с жемчужными ожерельями у самых ног.
Василий Николаевич, начальник экспедиции, приказал разбивать лагерь. Здесь предстояло ждать до утра.
Но как далеко еще было до утра!
Некоторые участники экспедиции заснули сразу. Другие долго умащивались, зевая и переговариваясь сонными голосами. Василий Николаевич, сидя на корточках, копошился у радиоприемника. Он искал в эфире Москву, - обычное его занятие по вечерам.
- Привычка, - пояснял он усмехаясь. - Где бы ни был: в командировке ли, дома ли, в экспедиции, всегда, прежде чем уснуть, стараюсь услышать бой часов на Спасской башне...
Федотов сердито натянул одеяло на голову.
- Не спится? - обернулся Василий Николаевич, и карманный фонарик, стоявший на полу, осветил снизу его полное доброе озабоченное лицо. - И мне, представьте!.. Какая-то тревога в воздухе, не правда ли? Какое-то беспокойство разлито, ожидание чего-то. Как перед грозой... Это странно... Небо ясно, туч нет...
Он нагнулся над радиоприемником, продолжая вертеть верньер настройки.
Вдруг внятный женский голос сказал с протяжными, чуть гортанными интонациями:
- ...Выводите жителей из домов на площадь, разверните питательные и медицинские пункты. Центр, по нашим данным, пройдет далеко от города, однако не исключено, что...
Голос оборвался сразу, как и возник. Спокойно и размеренно передавал диктор последние известия, где-то попискивала морзянка, Лемешев пропел несколько тактов из "Снегурочки", - предостерегающий женский голос не появлялся больше, как ни вертели верньер.
- К кому она обращалась? Зачем? - недоумевающе бормотал Василий Николаевич. - Какой-то центр... Далеко от города... Вы что-нибудь поняли, товарищ Федотов?
Но тут, как капли с большой высоты, упали над миром двенадцать медленных гулких ударов.
...Улегся уже и Василий Николаевич и вскоре как-то по-детски зачмокал губами во сне. Два или три раза проводник выходил проведать стреноженных коней. А молодой археолог все не мог уснуть. Над странным предостережением, перехваченным по радио, думал недолго. Мысли вернулись к озеру, притаившемуся там, внизу.
Итак, он добрался до него наконец. Не очень быстро, спустя несколько лет после того, как впервые узнал о нем. Но все-таки добрался, как обещал.
Что бы сказала об этом девушка, которая послала его к озеру?.. "Ведь вы из тех, кто ловит солнечных зайчиков на стене", - пошутила она тогда. (Кажется, это была восточная поговорка, образное определение мечтателя.) Однако вот он здесь, на берегу горного озера, а завтра поутру вместе с водолазами спустится на дно его.
Федотов постарался представить себе наружность девушки. Странно! Это долго не удавалось ему. Почему-то лучше всего запомнились брови. Тоненькой полоской они сходились у переносицы, а к вискам приподнимались, отчего лицо казалось крылатым.
Но сначала он увидел ее в профиль. Она сидела на одной с ним скамейке, уткнувшись в книгу. Губы ее забавно шевелились - наверное, зубрила что-нибудь.
Федотов не успел ничего больше заметить, потому что между ними уселся очень толстый гражданин и тотчас же, удовлетворенно вздохнув, развернул "Вечернюю Москву".
Осень в том году была ранняя, но денек выдался солнечный, и все скамейки на Тверском бульваре были заняты.
За спиной звенели трамваи. Рядом хлопотливо осваивали мир малыши. С озабоченным видом они лепили песочные куличи, возили взад и вперед игрушечные грузовики и, пронзительно визжа, прыгали через веревочку.
Толстый гражданин, сидевший рядом с Федотовым, переменил позу. На мгновенье мелькнул из-за газеты девичий профиль. Сейчас учебник лежал на коленях у девушки, а она мечтательно смотрела вдаль.
Она показалась Федотову очень красивой и таинственной.
Потом на бульваре появился щенок, такой лохматый, что глаз и носа почти не было видно. Его восхищали опавшие листья, которые, шурша, носились по дорожке, и он с радостным лаем гонялся за ними.
Федотов снова искоса взглянул на девушку и ужаснулся. Она смеялась!
В панике он приподнялся со скамьи, готовый бежать. Конечно же, смеялась над ним - неуклюжим провинциальным ротозеем, который пялит на девушек глаза.
Однако, проследив за направлением ее взгляда, он успокоился. Нельзя было без смеха наблюдать за забавными прыжками щенка.
- Сколько хлопот ему осенью, - ободрившись, сказал Федотов. - Все листья шуршат...
- Что?! - Сосед с газетой внезапно встрепенулся, как от толчка, и уставился на Федотова.
- Я говорю: шуршат листья, - пробормотал тот.
- А... - сказал сосед таким тоном, точно и не ожидал услышать от него ничего более умного, и снова уткнулся в газету.
Девушка задумчиво посмотрела на Федотова. Нет, это не был бульварный приставала, искатель приключений. Просто юнец лет восемнадцати, нечто долговязое, неуклюжее, светловолосое и очень робкое. Уши у него сейчас были пунцовые, как два пиона.
- Щенку очень весело осенью, - сказала она, протяжно и твердо выговаривая слова. - Ему кажется, что все листья играют с ним...
