Юрий Козлов - Случай на объекте С

Юрий Козлов

Случай на объекте С

Рассказ

1

В дальнем конце военного аэродрома почти сливался с травой транспортник защитного цвета. Утром на нем прилетел с проверкой генерал из Москвы. Самолеты заходили на посадку со стороны моря. Сначала под выпущенными шасси бежали синие волны, потом - раскаленная белая взлетно-посадочная полоса. В правительственном санатории, где отдыхало множество знакомых генерала, имелись отменные теннисные корты. Главную стоянку занимал красивый шестиместный реактивный "Барритрон". "Наверное, какой-нибудь военный араб с гаремом, - уязвленно подумал генерал. - Не могут научиться пользоваться оружием, навести порядок на Ближнем Востоке!" Когда генерал усаживался в присланную из округа черную "Волгу", из окна кабины "Барритрона" ударила песня. "Марш-марш левой! разнеслось над аэродромом.- Я не видел толпы страшней, чем толпа цвета хаки! Марш-марш правой!" Генерал придерживался на этот счет иного мнения. "Должно быть, одна из жен - советская", - решил он. Такой песне не полагалось звучать на военном аэродроме. Даже из иностранного самолета. Трава напоминала выгоревший брезент. Осенний крымский ветер был горяч, словно нажрался бензина. В траве возились скворцы. Они летели в Северную Африку. На них нацелился специальный распугивающий локатор. То ли потому, что не было полетов, то ли по какой другой причине локатор бездействовал, не вселял в скворцов ужас. Солнце садилось. Воздух был красным. Предметы отбрасывали длинные тени. Зала ожидания при военном аэродроме не предусматривалось. Для улетающих и провожающих прямо на траву был поставлен стеклянный куб со скамейками вдоль стен. Пол" застелили синтетическим ковром. Сейчас куб светился. Там находились двое: молодой человек и девушка. У молодого человека было довольно невыразительное лицо. Он был одет в пятнистые, псевдодесантные брюки с многочисленными карманами, мятую тенниску, стоптанные резиновые тапочки отечественного производства. Девушка была вызывающе красива, изысканно одета. По идее ее никак не мог интересовать непримечательный молодой человек в пионерских тапочках, не иначе как обманом пробравшийся на военный аэродром. Место девушки было среди богатых людей, там, где не встретишь ничего отечественного, за исключением разве лишь черной и красной икры. Однако девушка стояла рядом с подозрительным молодым человеком, и на лице ее не было досады или скуки. - Сколько тебе лет, Митя? - вдруг спросила девушка. - Двадцать девять, - молодой человек отворил стеклянную дверцу. В куб ворвался ветер. - Неплохо,- сказала девушка,- иметь в двадцать девять лет свой самолет в такой стране, как наша.- Она хотела уточнить: самолет и пятерых лакеев, но сдержалась, так как не была окончательно уверена, что все эти люди лакеи. Некоторые так точно не лакеи. В подобных случаях - когда не было ясности девушка предпочитала помалкивать. - Да-да,- рассеянно подтвердил молодой человек,- только самолет у меня был уже шесть лет назад. ...Он тогда заканчивал аспирантуру мехмата. Ему сообщили, что военное ведомство интересуется его темой. Он пожал плечами. Это было ему в высшей степени безразлично. Он как раз завершал теоретическое обоснование Закона единого и неделимого пространства, собирался опубликовать основные тезисы в математическом журнале. Бородатый генерал (это был первый и последний бородатый генерал из всех им виденных) отыскал его в Хлебникове - в бабушкином доме на берегу водохранилища. Вместе с ним приехал полковник с железными бесцветными глазами. Был июль, стояла чудовищная жара. Митя увидел из окна двух военных у калитки, длинную черную машину, едва втиснувшуюся в узенькую дачную улицу. "Хорошо, бабушка уехала в Москву,- подумал он,- черная машина, военные - это бы ей не понравилось..." Полковник стал задавать нелепые вопросы: что за машинистка, в скольких экземплярах перепечатывала работу? Генерал изъявил желание искупаться. Они пошли к воде. Оставшись в широченных сатиновых трусах, генерал произнес: "Поздравляю вас с защитой кандидатской диссертации, - потом добавил: - А если хотите, докторской, как вам будет угодно". Митя молчал. Это интересовало его, но не в первую очередь. "Вы уполномочены единолично присуждать ученые степени? Вдруг я захочу стать академиком?" - "Не придирайтесь к словам, - неожиданно добродушно засмеялся генерал,- я хоть и ученый, но военный, привык, понимаете, решать вопросы по-быстрому. Особенно вопросы второстепенные.- Он поплыл на спине. Борода то исчезала, то вылезала из воды. Позже генерал расскажет Мите, каких трудов стоило ему отстоять бороду. Вопрос решался на уровне заместителя министра.- Есть вещи более серьезные. Вы, конечно, знаете цену своей идее. Вы стоите на пороге открытия, которое может изменить жизнь человечества. Расщепление атомного ядра в сравнении с ним игрушка. Атом - это энергия, Земля, сегодняшний день. Ваше открытие - время, Вселенная, будущее. Сейчас вы теоретизируете. Это прекрасно. Но все должно проверяться, испытываться на практике. Нужна база, причем база могучая. Я здесь затем, чтобы предоставить в ваше распоряжение ресурсы... не лаборатории, нет, не какого-нибудь опытного производства, даже не института. Государства, слышите, государства! А если речь идет о таком государстве, как наше, значит, ресурсы почти что всего мира!" Тогда-то и появился у него самолет. ...Прощание затягивалось. "Барритрон" уже подрулил к кубу. Молчание, бесцельно уходящее время, казалось, не тяготили молодого человека. Не тяготили они и девушку, хоть было очевидно: она не из тех, кто теряет попусту время. - Чего ты ждешь, Митя? - спросила девушка. - Ровно в восемь мне откроют коридор на высоте семь тысяч двести. - Тебе... коридор? - Я сам поведу самолет. - Ты умеешь? - Это не очень трудно. Хочешь, когда вернусь, слетаем в Батуми? - Почему именно в Батуми? - Не знаю. Просто пришло в голову. - А сейчас ты... - В Калининград, на побережье Балтийского моря, - А потом? - Во Владивосток, на Тихий океан. Если потребуется. - Этот... как его... Фомин взял с меня расписку, что я не буду выспрашивать тебя о работе, но ты объясни: в чем суть эксперимента? Однажды я восстал против Фомина,- словно не расслышал ее Митя. - мне тут же принесли секретную американскую режимную инструкцию по группе доктора Камерона. Этот тип занимается там примерно тем же, чем я здесь. Не знаю, настоящую или поддельную. Там сказано, что, как только возникнет реальная опасность захвата Камерона или любого другого члена группы агентами иностранных разведок, гангстерами, террористами, ученого следует немедленно пристрелить. - Стало быть, Фомин твой добрый гений? Ты должен благодарить его, что до сих пор жив? - Фомин, к сожалению, неизбежен, как физические отправления,- сказал Митя.- Суть эксперимента вот в чем: я придумал штуку, она определенным образом воздействует на пространство, как бы скручивает его в спираль. Мы берем предмет в Калининграде, и в это же самое мгновение, а в идеале еще и раньше, он оказывается во Владивостоке. Ты поняла? Вроде невидимой искры в зажигании. Мотор начинает работать раньше, чем поворачивается ключ. - И этот таинственный предмет,- усмехнулась девушка,- конечно же ракета, неуловимая для обороны противника? - Это интересует их. Меня - Закон. - Ну и что за предмет... выбрали? - Еще не выбрали. Что-нибудь небольшое. Живое - мышь, крысу - рано. Железное - неинтересно. Надо среднее. Вот думаю. - Хочешь подскажу? - спросила девушка.- Только это уже передано из Калининграда во Владивосток и обратно в Калининград. Да и во все другие города. Даже если эксперимент не удастся, это пребудет везде. - Интересно. - Банка икры минтая. Как раз - среднее. Жрать нельзя, а считается едой. - А что? Это идея.- серьезно ответил Митя.- С меня причитается. - Что причитается? - с тоской и даже каким-то отчаяньем взглянула на него девушка.- Что причитается, Митя? - А чего бы тебе хотелось? - спросил Митя.- Может быть, мы вам надоели? - Это решать тебе,- ответила девушка,- где ракеты, там я, как Шахерезада, прекращаю дозволенные речи. Митя подумал: должно быть, она проклинает день, когда он приблизился к ней в фойе интуристовской гостиницы. С ним был Серов. Серов был молод, знал языки, заграничную жизнь. В совершенстве владел наукой нападения на людей и обороны от людей же, ловил пальцами муху, кулаком вышибал замки из дверей, стрелял быстро и без промаха. Был почти что приятель. Если, конечно, бывают приятели, которых не выбирают. Мите частенько вспоминалась свирепая американская режимная инструкция. Отплавав в бассейне, они спускались по застланной ковром лестнице. Девушка стояла у газетного киоска - невозможно красивая, свободная, недоступная. У Мити дух захватило. "Иностранка?" - спросил у Серова. "Наша, - ухмыльнулся Серов.- Знаешь сколько тут таких иностранок?" Митя что-то спросил у нее. Она брезгливо скосилась на его мятые брюки. "Могу одолжить сто долларов,громко сказал Серов,- но лучше решить этот вопрос по-другому. Валюту надо экономить!" - злобно подмигнул девушке. Митя тогда не понял. Понял позже, когда вдруг увидел ее в зале приемов дома отдыха Академии наук. Только что прошли выборы, чествовали новоизбранных. "Митя, поздравляю, ты членкор! бросился к нему кто-то из знакомых.- Не поверишь, Митенька, этот козел Глуздо голосовал против!" Тут он увидел ее. Она была одна за столиком с бутылкой минеральной воды. И почему-то вся в черном. "Справляете траур по нашей науке?" - подсел к ней. "Вот медицинское освидетельствование,- она выложила на стол справку.- СПИДа и вензаболеваний не обнаружено. Я справляю траур по самой себе".- "По-моему, тут надо радоваться",- заметил Митя. "Я бы радовалась, - вздохнула девушка,- если бы не вы"."Прямолинейность хороша в математике,- растерялся Митя,- в жизни это выглядит не так изящно".- "Может быть, я и прямолинейна,- согласилась девушка,- но не вам меня укорять. Вы действуете, как бандит. Хотя, что бандит? Он хоть рискует. Вы - хуже!" - "Я?.." - смутился Митя, но вспомнил про Серова. "Вот-вот,- подтвердила девушка,- альтернативный, в случае моего отказа, вариант с выездом на постоянное место жительства в Вологду был совершенно неприемлем. Ваш дружок взял меня за горло. Так что вы хуже бандита. Бандит рассчитывает на себя. А вы?" - Смотри, Митя, полно звезд, - тронула его за руку девушка,- уже пятнадцать минут девятого. Лети, а то закроют персональный коридор. Митя подумал, что их близость, поначалу вынужденная для девушки, постепенно обрела хоть и смутное, но человеческое содержание. Они теперь были интересны друг другу, и, похоже, оба не знали, как с этим быть. Знал Митя, что и девушку мучает неопределенность. Пока она с ним - это одно. Ну а что потом? Митя сам не знал: что потом? Он подумал: даже если он больше никогда не вспомнит о девушке, ей все равно не вырваться. Она причастна. Таких не отпускают. Они в неравном положении, и он цинично этим пользуется. "Может, жениться на ней? - подумал Митя.- Только... женятся ли на таких?" Девушка нравилась ему. В ней было столько недостатков, что количество их переводило девушку в иное качество, где недостатки в их прежнем понимании уже значения не имели. Но в жизни, в шахматах, в науке качеством сплошь и рядом приходилось жертвовать. В математике - особенно. Какое-либо из ничего возникшее уравнение вбирало в себя вселенскую энергию, казалось самим совершенством, откровением, хотелось отвлечься от главного, работать только с ним. Но избранное направление неумолимо выводило яркое уравнение за границы расчета, делало некорректным. Мите казалось, он видит, как гаснут краски и торжествует серый цвет. Красота приносилась в жертву итогу. Митя думал: точно так же и в симфонической музыке бесконечное множество блистательных вариаций приносится в жертву тяжелому финалу. У него закрадывались сомнения в полноценности научных и прочих способов познания действительности без красоты. Сейчас он сомневался в полноценности жизни, если при любом раскладе такая девушка должна была страдать. Но в жизни, как и в математике, Митя мог позволить себе больше, нежели простой смертный. Поэтому и не торопился решать. - Я вернусь через две недели,- ласково сказал он,- слетаем с тобой в Батуми. Не волнуйся, тебя никто здесь не обидит. Хочешь, живи в моем номере в академической гостинице, хочешь - в домике на объекте. Если эксперимент удастся, за банку минтая включу тебя в состав научной группы. Получишь награду. Хочешь стать орденоносцем? - Митя, - тихо произнесла девушка,- зачем ты надо мною издеваешься? - Вероятно, потому, что не знаю, что тебе сказать. - Неужели власть - это так сладко? - Над человеком - не очень. Это для маньяков. Над вырываемым из пустоты Законом - да. Тебя как бы избирает Бог, чтобы первому сказать. Через тебя его тайна начинает править миром. - Бог - это здорово, Митя. Но что будет со мной? - О, вариантов бесконечное множество. Эксперимент должен подтвердить обратимость времени. Мы с тобой выберем минутку где-нибудь в подходящем местечке, скажем, в саду Семирамиды,- на острове Корфу, и превратим ее в вечность. Прошлое, люди, сплетни, Фомины-Серовы - в нашей новой жизни это не будет иметь никакого значения... Адама и Еву Бог изгнал из рая. Нас примет обратно. Это выговорилось легко, так как едва ли было исполнимо. Так возник в их блудницы и атеиста - разговоре Бог. "Во всяком случае, - подумал Митя,если ему не нравится, он может поразить самолет молнией. До Калининграда путь неблизкий". Поднимаясь по трапу, Митя оглянулся. Девушка стояла на выгоревшей траве, русые волосы метались на ветру. Что-то хищное и одновременно беспомощное было в лице девушки. "Она просчитала все возможные варианты,- подумал Митя,- но нынешний - со мной - даже не мог прийти ей в голову. Такую программу ей пока не осилить. Но она пытается". Митя не видел ничего противоестественного в сравнении человека с компьютером, ибо не существовало на свете ничего более похожего. Выруливая на взлетную, он еще подумал, что вряд ли после знакомства с ним девушка сделалась счастливее. Однако в сравнении с чем? С детством, которое навсегда кануло? Или с прежней жизнью, где едва ли могла идти речь о счастье? Точно так же Митя не представлял, станет ли счастливее от его Закона человечество? Опять-таки, какое? Идеальное, то есть несуществующее? Или какое есть: жертвующее красотой во имя... чего? Над этим следовало подумать. "Барритрон" легко оторвался от бетона и через насколько секунд оказался над морем. Еще раньше оказался там истребитель, которому предстояло вести "Барритрон" первую половину пути, а в небе над Львовом передать другому истребителю.