Саймак Клиффорд Дональд
Круг замкнулся
1
Полученное письмо словно громом поразило Эмби Уилсона, и он вдруг услышал, как рушится вся его жизнь. Письмо было официальное, его имя и звание выделялись — они были, по-видимому, отпечатаны на свежей машинописной ленте. В письме говорилось следующее:
Доктору Амброузу Уилсону
Исторический факультет
С сожалением должен уведомить Вас, что Совет попечителей, собравшись сегодня утром, принял решение по окончании семестра закрыть Университет. Это решение вызвано отсутствием средств и катастрофическим сокращением числа студентов. Вы, разумеется, уже осведомлены о сложившейся ситуации, однако...
Письмо на этом не заканчивалось, но Эмби не стал читать дальше. Он заранее знал, какой набор банальностей содержит оно, и ничего нового не ждал.
Рано или поздно это должно было случиться.
Чудовищные трудности давно донимали попечителей. Университет был практически пуст. А ведь когда-то тут звенела жизнь и пульсировали знания. Теперь он превратился в университет-призрак.
Впрочем, и сам город стал призраком.
А я сам — разве я не стал призраком? — подумал Эмби.
И он признался себе — признался в том, о чем и мысли бы не допустил день или даже час назад: вот уже тридцать лет, а то и больше жил он в призрачном, нереальном мире, всеми силами цепляясь за единственно известный ему старый, смутный образ жизни. И чтобы ощущать хоть какую-то почву под ногами, он лишь изредка позволял себе думать о том мире, который простирался за стенами города.
И на то были веские причины, подумал он, веские и основательные. Все, что находилось за городской чертой, не имело никакого отношения к его собственному, здешнему миру. Кочевой народец — абсолютно чуждые ему люди со своей неокультурой, культурой упадка — наполовину из провинциализмов, наполовину из старых народных поверий.
В такой культуре нет места такому человеку, как я, думал он. Здесь, в университете, я поддерживал слабый огонек старых знаний и старых традиций; теперь свет погас, отныне старые знания и старые традиции канут в Лету.
Как историк он не мог согласиться с подобным отношением к этим ценностям: история — истина и поиски истины. Скрывать, приукрашивать или пренебрегать каким бы то ни было событием — пусть даже самым отвратительным — не дело историка.
И вот теперь сама история взяла его в плен и поставила перед выбором: либо идти и оказаться лицом к лицу с тем миром, либо остаться, спрятаться от него. Третьего не дано.
Эмби брезгливо, словно какое-то мертвое существо, приподнял двумя пальцами письмо и долго смотрел сквозь него на солнце. Затем осторожно бросил его в корзинку. Потом, взяв старую фетровую шляпу, напялил ее на голову.
2
Подходя к дому, он увидел на ступеньках своего крыльца какое-то пугало. Заметив приближающегося доктора, пугало подобрало конечности и встало.
— Привет, док, — произнесло оно.
— Добрый вечер, Джейк, — поздоровался Эмби.
— Я совсем уж было собрался на рыбалку, — сообщил Джейк.
Эмби не спеша опустился на ступеньку и покачал головой.
— Только не сегодня, не до этого мне. Университет закрыли.
Джейк сел рядом с ним и уставился в пустоту по ту сторону улицы.
— Мне кажется, док, для вас это не такая уж большая неожиданность.
— Я ждал этого, — согласился Эмби. — Кроме отпрысков «пузырей», занятий никто уже не посещает. Все новые ходят в свои университеты, если, конечно, то, куда они ходят, можно так назвать. Сказать по правде, Джейк, представить себе не могу, что за знания могут дать им эти школы.
— Но вы хоть обеспечены, насколько мне известно, — сказал Джейк успокаивающе. — Все эти годы вы работали и, наверно, смогли кое-что отложить. А вот мы всегда перебивались с хлеба на воду, и так оно, видать, и дальше будет.
— Да не так уж много у меня денег, — сказал Эмби, — но в общем-то не пропаду как-нибудь. Не так уж долго осталось — ведь мне почти семьдесят.
— Было время, когда мужчина в шестьдесят пять лет по закону мог выйти на пенсию, — сказал Джейк. — Но эти новые расправились с законами, как и со всем прочим, правда.
Он поднял с земли коротенькую сухую веточку и стал рассеянно ковырять ею в траве.
— Всю жизнь я мечтал — вот скоплю деньжонок и куплю себе трейлер. Без трейлера нынче делать нечего. Теперь, когда времена изменились, без него никуда. Помню, когда я был еще маленький, всякий, у кого был свой дом, мог спокойно доживать свои дни. А ноне и дом не в цене. Ноне нужен трейлер.
Он с трудом распрямил конечности, встал — ветер развевал его лохмотья, — посмотрел на продолжавшего сидеть Эмби.
— Как насчет рыбалки, док? Может, передумали?
— Я чувствую себя совсем разбитым, — ответил Эмби.
— Теперь, раз вы не работаете, — сказал Джейк, — у нас с вами будет куча времени, поохотимся. В округе полно белок, и крольчата скоро подрастут до нужных кондиций. А осенью нас должны порадовать и еноты. Теперь, раз уж вы больше не работаете, я буду делиться с вами шкурками...
— Стоит ли делить шкуру неубитого медведя, — заметил Эмби.
Джейк засунул большие пальцы рук за пояс и сплюнул на землю.
— Можно будет и по лесам побродить — не все ли равно, как убить время? Кто привык быть мужиком в доме, украдет, а деньжат заработает. Правда, теперь уж не резон рыскать по брошенным домам в поисках добычи, только время зря потратишь. Кругом все порушено и рушится дальше, так что не знаешь, где какая ловушка тебя поджидает, стоит войти в дом. Разве угадаешь, что там рухнет на тебя, а то, глядишь, — и пол из-под ног уйдет. — Он поправил подтяжки. — Помните, как мы с вами нашли коробку, полную всяких драгоценностей?
Эмби кивнул.
— Помню. Вам их почти хватило бы на трейлер.
— Правда ведь? Хуже не придумаешь, чем пустить на ветер порядочную-таки сумму. Купил я тогда ружье, патроны к нему, кое-какую одежонку для домашних — видит Бог, как мы в ней тогда нуждались! — и кучу жратвы. Я и опомниться не успел, как у меня осталось с гулькин нос, нечего было и думать о трейлере. Прежде бывало можно было купить в кредит. Всего и заплатил бы каких-нибудь десять процентов. Теперь об этом и думать нечего. Не осталось даже банков. И контор, где давали взаймы. Помните, док, сколько их в городе было?
— Все изменилось, — сказал Эмби. — Когда я оглядываюсь назад, все мне кажется неправдоподобным.
И тем не менее, все так и было.
Прекратили свое существование города; фермы превратились в корпорации, а люди больше не жили в своих домах — в них оставались жить только «пузыри» и бродяги.
