Люциус Шепард - Сеньор Вольто

Леди и джентльмены! Сегодня вечером я прибыл в ваш красивый городок… и я делаю этот комплимент без какой-либо иронии, без малейшего намека на высмеивание, ибо ваш городок действительно красив. Гораздо красивее, чем знаете даже вы, кто здесь живете. Я прибыл сегодня вечером, чтобы дать вам встряску электрической истиной моего существования. Я верю, что среди вас есть люди с неодолимой склонностью к такой правде, чью тусклую ментальную сферу я намерен осветить так, словно она купол наполненный молниями, чтобы могли продолжиться великие традиции людей моего сорта. Я знаю, знаю! Вы, несомненно, говорите: «Этот дурак, должно быть, считает нас наивными. Каждый карнавал, что путешествует по широким просторам Гондураса везет с собой человека, который называет себя Сеньором Вольто. Человека, который привязывает на грудь автомобильный аккумулятор и выводит на ладони клеммы, чтобы вызывать шок у всех, кто схватится за него. Ни один их них не предлагает просвещения, только шансы измерить сопротивляемость к боли.» Но я не из этих сеньоров, мои друзья. Я тот самый единственный Сеньор Вольто, и чтобы доказать это, прежде чем я обеспечу вам возможность проверить самих себя, я расскажу свою историю

Мое имя Аурелио Уклес и я родился в Трухильо на северном побережье. Когда мне было двадцать два, мой отец умер и оставил мне дело — отель «Кристофор Колумб», сине-зеленый прямоугольник из бетона, занимавший лучший кусок пляжа, с бассейном и баром с панелями красного дерева, выходящий прямо на открытую площадку. В Трухильо прибывает немногого туристов, их отпугивает высокий уровень насилия, преступности и наркоторговли в регионе, однако я ухитрился успешно управлять отелем в течении следующих двенадцати лет. Большая часть моей клиентуры составляли люди власти, да охранники, что работали в государственной тюрьме, расположенной в центре города, сооружении, скрытом за высокой желтой стеной. Они пользовались отелем, как местом, куда могут приводить своих женщин, и через некоторое время они прониклись ко мне доверием и позволили участвовать в распространении кокаина, что они крали у арестованных наркопосланцев, и отмывать деньги, получаемые в ответ. Я никогда не был их другом, всего лишь полезным помощником. На самом-то деле, я их боялся. Они носили пистолеты и электродубинки для скота и презрительно угрожали мне. И хотя я благоденствовал, хотя моя жена Марта принесла мне двух здоровых сыновей, я страстно жаждал уважения, как от тюремных охранников, так и от простых людей города, многие из которых отвергали меня из-за моей преступной деятельности. Этот недостаток уважения, как мне кажется, не давал мне удовлетворенности жизнью, однако с тех пор я пришел к выводу, что моя неудовлетворенность была не столько внешней, сколько присущей мне внутренне. Я рос несчастным ребенком и вырос в несчастного взрослого. Никакая обычная синекура, какой бы почетной и доходной она ни была, не могла унять моих внутренних демонов. Возможно я ждал какого-то божьего суда, чтобы завершить свою жизнь. Мы стремимся спрятать такие желания от самих себя, переодеть их в более здравые одежды, сознавая, что мы никогда не будем способны удовлетворить стандартам, на которые стремимся равняться.

Если таков был мой случай, то божий суд пришел ко мне в форме механика. Почти так же верно заявить, что это была женщина, но меня отталкивают клише, даже те, что соответствуют моей натуре, и поэтому именно механик ухитрился принять форму божьего суда и я склонен отдать ему должное. Женщина же, Садра Росалес, была всего лишь средством, хотя, возможно, я оказываю ей плохую услугу подобным умалением роли. В отличие от большинства женщин, что снисходили до бара в моем отеле, она занимала некоторое уважаемое положение — редактора англоязычной газеты. И все же, как и другие женщины, у нее была история наркотиков и романтических ошибок, и она всегда была в поиске новой ошибки, которая разыграла бы роль надежды. Ей было за тридцать, широкое майянское лицо, несколько толстовата в талии: на шкале гондурасской красоты она была не более чем привлекательной, однако она обладала жизнерадостной энергией, снабжавшей ее обманчивым блеском красоты, и хотя я ее не любил, однако не был в состоянии ей противостоять. Она подходила моменту, она угодила моему сердцу, она волновала мое тело, и она была основанием для развода. Проблема, как сказать об этом жене и как развод повлияет на детей, все сопутствующие кармические вопросы… все это тревожило меня, но я не мог противостоять им, потому что проблемы Садры отодвинули мои проблемы на задний план. Они были на втором месте. Некий помощник саботировал ее на работе, отец ее ребенка судился за единоличную опеку, ее лучшая подруга Флавия рассказывала ложь о ее сексуальной практике. Последняя и самая настоятельная проблема касалась ее гордости и радости серой Тойоты, чей зазубренный радиатор выражал автомобильную аппроксимацию усталого разочарования. Она отвела ее к механику, другу по имени Тито Обрегон, чтобы наладить тормоза, и заявила, что он украл новый двигатель, заменив его б/ушным. Теперь машина хрипела, глохла и дымила. Полиция не хотела ничего делать — Тито был лучшим другом лейтенанта. Садра подумывала подать в суд.

Как-то днем я отправился с Садрой в его мастерскую на окраине города, низкое желтое строение из бетонных блоков с громадным лого минеральной воды Агуазуль, нарисованным на боку, словно флаг гордой нации. Заведение стояло в центре целого акра коричневой грязи и сзади огораживалось куском джунглей. Высокий бурьян, банановые деревья, пальмы. Группа изорванных детей играла в футбол перед ним, а парочка подростков прислонилась к машине техпомощи Тито, покуривая со скучающим видом. Садра настояла, чтобы я остался в машине. Она сказала, что не хочет, чтобы я встревал, но конечно она уже добилась этого тем, что взяла меня с собой. Пока они говорили сразу за дверью, или точнее — пока Садра говорила с ним, Тито все время пялился в моем направлении. Не дала ли Садра, думал я, чинить свою машину бывшему брошенному любовнику? Такая глупость гармонировала с ее характером: окрошкой из феминизма, мелочности и некой вымученной невинности.

В машине становилось жарко, как в печке. Футбольный мяч выскочил на дорогу, и крошечный мальчик в красных шортах, чтобы поймать его, рванулся поперек дороги прямо под автобус, который даже не затормозил и промахнулся мимо лишь на какой-то сантиметр. Дымчатый серый туман начал собираться над гребнями гор позади мастерской, и Тито вышел и стоял в дверях, вытирая руки промасленной тряпкой. Он был тощий и хитроватый на вид с преждевременно поседевшей шевелюрой и густой черной бородой, в хлопчатых брюках-чинос и майкой с надписью «Hard Rock Cafй». Я отвернулся от его пристального взгляда. Позади заросшего сорняками пустыря на другой стороне дороги виднелась полоска залива, синевато-серая вода в чешуе нестерпимого блеска. Вскоре Садра вернулась, раздраженно прыгнула за руль и захлопнула дверцу.