Януш Цыран
ИЕРУСАЛИМ
И сказал я Отцу своему:
От сего мига я буду называть тебя Отцом, а ты называй меня сыном, дабы началось Писание, которое от века уже было.
Он же ответил:
Хорошо, если ты этого хочешь, пусть будет.
Я сказал: Пусть будет мир, такой, каким мы его знаем, и законы его и народ его, свободный в том, что есть добро и что есть зло, дабы могло свершиться Искупление.
И стал мир и законы его, и народ его, свободный в том, что есть добро и что есть зло и обратился против своего Создателя.
Я сказал Отцу:
Отправь меня к народу моему, дабы возник Новый Иерусалим.
Отче, как страшны были мои муки! Пот и кровь заливали мое тело, невыносимая боль не давала дышать и в сердце моем я молил о приходе мрака.
Но мрак не приходил и я продолжал видеть вокруг себя, чуть ниже, глупые лица зевак, издевательские ухмылки моих гонителей и равнодушных солдат.
Где ученики мои, которых я так любил, где народ, который так жаждал моего слова и хлеба? Если бы увидел я хоть одного преданного мне и сочувствующего: я бы выдержал. Но я понял тогда, в минуты невыносимого страдания, что они недостойны и что иначе с ними надо поступать.
- Отче, покарай гонителей моих и освободи меня!- воззвал я страшным голосом.
Гвозди вылезли из моего тела, раны затянулись и вот я стоял твердо тут же у креста. Я глядел на них теперь с гневом, видел изумление на их тупых рожах, бывших скорее звериными мордами, нежели человеческими лицами. Так вот какого чуда вам надо было!
- Отче, покарай моих преследователей и напусти на них мор!
Небеса разверзлись и свет озарил землю. Зеваки, мои судьи и палачи испуганно завопили, а потом пали на землю и вертелись и крутились визжа от боли. Некоторые молили:
- Господи, мы были слепы и глухи, прости нас.
Не обрекай нас на смерть!
Но сердце мое жаждало справедливости, и они испускали дух в муках и унижениях, так что гнев мой насытился местью.
Я обошел всю гору и вид опустошения ласкал взор очей моих. Темные тучи снова закрыли небо и пришла гроза. Дождь заливал мое разгоряченное тело, полное памяти о муках, а я думал о судьбе своего народа.
Дело избавления еще не завершилось. Счастье моего народа все еще тревожило мое сердце и ни о чем другом я думать не мог - невзирая на испытанное горькое разочарование. Я вселился в тело цезаря, властвующего в столице всемирной империи. Я не открыл сразу свою суть окружающим меня советникам, вождям, сановникам, чиновникам и слугам, хотя они и заметили странную перемену в поведении императора.
Я наблюдал, я читал письма правителей провинций, командующих легионами, сборщиков податей, доносчиков, шефов тайных служб. И наконец, в один из жарких дней, я объявил свою сущность.
Они были поражены и смущены, я видел, что они мне не верят, но небесный свет пронзил их души и они упали передо мной на колени и слезно молили, чтобы я руководил ими и приказывал им, я, истинный Сын Божий.
И сказал я им:
- Я прибыл, чтобы исполнилось Царство Божие на земле, чтобы все народы славили имя Всемогущего и в счастье и радости вкушали плоды Его милости.
Отбросьте тщеславие и ложную мудрость, отбросьте богатство и мелкие заботы; идите за мной и войдете в Царство Божие на земле. Отныне любовь и взаимная доброта станут законом и камнем строительным Царства. Нет отныне ни раба, ни господина, все равны перед величием Божьим, нет уже ни мудрого, ни глупого, нет ни богатого, ни бедного, ни сильных, ни слабых, ибо есть лишь те, кто верит в меня, остальные же обречены на гибель.
Многие не могли понять, что произошло, и шептали, что Цезарь сошел с ума и объявил себя богом. Стало так, что те, которые перед этим славились мудростью и рассудительностью, оказывались неразумными безумцами, а те, на которых лежала печать безумия, поражали всех мудростью и охотно принимали мое учение.
Первым был Корнелий, префект преторианцев. Лицо его было жестоко и уродливо, и я читал его мысли, ибо он пришелся мне по сердцу.
Он пришел ко мне и сказал:
- Господи, дозволь мне быть покорнейшим из слуг Твоих, приказывай и я буду орудием твоих божественных помыслов.
- Тешат меня твои слова, Корнелий, великая жатва предстоит мне и народу моему, и много трудов, чтобы с ней совладать. Потребны мне твои крепкие руки и твой быстрый взор, но не настала еще пора.
Я зазвал ученых мужей и священников Города, дабы просветить их своей наукой. В их головах были ложь и заблуждения, они кланялись мне низко и улыбались льстиво, их уста полны были гладких слов, но в душах они таили злобу и ненависть. Я истребил их всех до единого. Я вызвал их учеников и дал им вкусить своей науки. Они точно так же, как и те, отвергли меня, и я истребил их тоже. После я приказал вызвать учеников учеников и убедился, что у многих из них уши открылись для моих слов. Этих я пощадил, хотя много в них еще было языческой отравы. Я дал им свою науку в виде Писания, дабы несли его до краев земли.
Я собрал сенаторов и сказал:
- Отныне нет здесь ни господина, ни невольника, и то, что принадлежит господину, принадлежит также и невольнику. Господин, по милости моей, будет только управлять богатством, чтобы не было больше бедности и несправедливости.
Взбунтовались после этого сенаторы и начали устраивать против меня заговоры. Они пытались убить меня, но их стилеты обращались против них же и они погибли, ничего не добившись.
Заволновались также и невольники, когда дошла до них весть об Искуплении. Они убивали господ и грабили богатства, не понимая, что это мои богатства они уничтожают, обрекая себя на нужду.
Я вызвал Корнелия и сказал:
- Делай то, что надлежит делать.
Корнелий низко поклонился и выступил впереди своих солдат, неся смерть бунтовщикам. Тогда и сенаторы и другие сильные мира сего начали понимать мою науку. Те, которые уцелели, явились в мой дворец и кланялись мне и приносили дары и провозглашали себя моими покорными слугами.
До сих пор столичный люд чтил еще своих поганых идолов и поклонялся им в старых святынях, поклоняясь тем самым сатане и помощникам его. Я приказал уничтожить эти рассадники зла, а когда рушились их стены, безбожники проклинали меня и предрекали скорый конец света. Народ, подстрекаемый служителями сатаны, поднял бунт, и Корнелий снова должен бы применить силу и беспощадностью Еще не угас огонь пожаров, а я думал уже о провинциях империи, которые жаждут Благой Вести, и о тех неведомых просторах, на которых варварские племена жили во мраке греха.
Я не хотел злоупотреблять своей способностью творить чудеса, я желал, чтобы мой народ сам присоединился к делу избавления, чтобы стало оно его делом плоть от плоти, кровь от крови, чтобы вошло оно в самые глубины души его, и не было для этого лучшего средства, чем заставить его строить Царствие своими собственными руками.
