Александр Хлебников - Круг позора

Александр Хлебников

Круг позора

Я в центре "черного круга". Какой беспощадно яркий свет! Не от него ли так жарко, так мерзко потеют ладони?

Близко амфитеатром - люди. Их лица выражают брезгливость и холодное любопытство. Они смотрят на меня, как на диковинное уродливое насекомое. Не только сидящие здесь - меня видит и слышит вся планета, база на Луне, Марсе, Нептуне, все околоземные орбитальные станции.

"Черный круг" позора - высшая мера наказания для тех, что совершил самые страшные преступления. Он пустовал сорок лет, с двухтысячного года, и вот я стою на нем. Я должен откровенно рассказать все, как было. В каком-то странном оцепенении я слышу первый вопрос:

- Олег, что вы делали в момент, когда на рудовозе "Луна-семь", пришвартованном к вашей орбитальной станции "Лонгоза", произошел непредвиденный выхлоп из сопла боковой корректирующей дюзы?

- Я и второй помощник механика Николай Ардов в открытом космосе занимались электросваркой. В наружном корпусе секции "А-сорок четыре" мы меняли лист.

- В чем вы были одеты?

- В облегченных скафандрах для непродолжительных работ.

- Ваше транспортное оснащение было полным?

- Нет. Маневровый пистолет взял лишь я. Без него я не мог: мне надо было подавать Нику инструмент и материал. Ник свой пистолет оставил в гардеробной, сказав, что руки его все равно будут заняты. Он ограничился страховочным фалом.

- Какова была ваша степень свободы в рабочей зоне?

- Я плавал возле Ника; а он, чтобы удобнее вести сварку, привязал себя фалом к скобам корпусной обшивки.

- Монтажные ножи были у обоих?

- Только у меня.

- Скажите, Олег, было ли у Ардова время в момент аварии развязать фал?

- В его распоряжении были считанные секунды.

- Значит, его гибель была неизбежной?

- Этого я не утверждаю.

- По вашему мнению, Ардов мог уцелеть?

- Да. Ему нужно было перерезать фал. Затем мне следовало подхватить Ника и отбуксировать его в сторону. Форсированная тяга моего пистолета позволяла осуществить такой маневр.

- Почему вы не поспешили Ардову на помощь?

- Я растерялся.

- Для состояния растерянности характерно отсутствие волевого импульса. А вы мгновенно среагировали на опасность.

- Да-да! Я струсил! Что вам от меня еще надо? Вам нужно признание? Вот оно! Я ошибся! Я не компьютер! Я не знал, что у нас с Николаем имелось еще несколько секунд.

- А разве существенно, сколько их имелось? Когда другому угрожает смертельная опасность, об этом не размышляют. Тогда действуют! Рассчитывают секунды в критической ситуации машины. Компьютеры - те вправе ошибиться.

Кстати, до удара транспорта о "Лонгозу" оставалось двадцать две с половиной секунды. Их было достаточно для спасения Ардова... Впрочем, теперь об этом рассуждать бесполезно.

Нас интересует лишь одно невыясненное обстоятельство. Как известно, все переговоры при работах в открытом космосе обязательно записываются. Прослушав контрольные записи, мы столкнулись с загадочным фактом. Почему Ардов молчал, не звал вас на помощь?

- Он звал. Мы были друзья, понимали друг друга с полувзгляда. Ник посмотрел на меня, а я...

- Продолжайте. Что же вы замолчали?

Но говорить дальше я не мог... Я вновь вижу его глаза... Наверное, до конца своих дней не забыть мне их!

Когда на рудовозе из-за неисправности включилась та злосчастная дюза, Ник заканчивал последний шов.

- Славно поработали, - разгибаясь, улыбнулся он.

Мне хорошо было видно его лицо. Мы находились на теневой стороне "Лонгозы", обращенной к Земле, и солнцезащитные фильтры в шлемах не опускали. А Земля светила достаточно ярко. Всего 350 километров отделяло ее от нас. Огромная, сияющая белоснежными облаками, из-за которых голубело Средиземное море и желтели пески Африки, она щедро освещала наши скафандры. На фоне угольно-черного неба они казались то серебряными, то облитыми голубым пламенем...

- Возьми-ка горелку. Сейчас отвяжусь - и домой, - оборотясь ко мне, сказал Николай.

Я висел от него метрах в двух. И вдруг по его лицу я понял, что за моей спиной происходит страшное.

Крутнувшись, я похолодел. Прямо на нас надвигалась гигантская туша рудовоза. По-прежнему пришвартованный носовой частью к причалу, он почему-то разворачивался кормой. Неотвратимо, быстро на нас валилась тысячетонная громада. Какие-то мгновения - и нас прижмет к борту "Лонгозы". При состоянии невесомости нет силы тяжести, но масса-то тела сохраняется!

Просвет между рудовозом и станцией стремительно сокращается.

Я сделал еще оборот. Ник привязан. Он выжидательно смотрит на меня. В его глазах спокойная уверенность, что я ринусь к нему на помощь... Как он верил в меня, как жжет душу этот его последний взгляд!

По движению моей руки с пистолетом Ник понял, что я намерен бежать. Но и тогда в его глазах не промелькнуло страха. В них застыло лишь великое удивление: "Неужели ты способен оставить меня?"

На полную мощность включив пистолет, я метнулся прочь...