Тюдор Элизабет
Человек-шок
Ныне кровью моей допьяна напиваются,
напиваются кровью угрюмого детства,
а глаза мои разбиваются на свирепом ветру сиротства,
в сатурналиях алюминия,
пьяных воплей и святотатства.
Отпустите меня, отпустите...
Не надо ни сна, ни блаженства, - всего лишь,
о голос божественный,
всего лишь нужна свобода, моя любовь человечья,
которая терпит увечья
в беспросветных воронках ветра,
Моя любовь человечья!
Федерико Гарсиа Лорка
Алькатрас! Одно только название этого острова-тюрьмы вызывало ужас у заключенных других федеральных тюрем. Были, правда, и такие зеки, которые подавали прошение перевести их именно в эту тюрьму. Из Алькатраса невозможно было убежать, но условия жизни там были не столь жесткие, как представлялось это посторонним. Узники Алькатраса жили в здании, построенном в начале XX века армейскими заключенными. В качестве фундамента для новой тюрьмы использовали подвальный уровень снесенной крепости Скала, впоследствии тюремное здание получило такое же название.
Алькатрас являлся тюрьмой строгого режима с самыми минимальными правами для заключенных. Они имели только четыре основных права: еда, одежда, кров и медицинское обслуживание. Все остальные льготы они должны были отработать себе сами. Только работающие узники получали привилегии, такие, как право на свидание с членами семьи, доступ к тюремной библиотеке, получение почты и возможность заниматься рисованием или музыкой. Работа у всех заключенных была разной - одни трудились в тюрьме, другие за ее пределами в качестве прислуги. Лишь самые примерные и ответственные заключенные получали право выполнять хозяйственные дела для семей, проживающих на острове. Они готовили еду, занимались уборкой и даже заботились о детях персонала тюрьмы.
Охранники со своими семьями проживали на острове в отведенном им корпусе. По сути, они также являлись пленниками Алькатраса, но в отличие от зеков могли по желанию съехать оттуда. На острове жили и несколько китайских семей, которые работали в качестве прислуги.
Тюрьма состояла из 336 камер, однако обычно в ней пребывало около 250-270 узников. Камеры были разбиты на блоки "B", "С" и "D". Блок "В" называли иногда "проверочным". Там новички проходили испытательный срок. За примерное поведение заключенных поселяли в блоке "С". Самых непослушных, опасных и больных помещали в корпусе "D".
На Алькатрас отправляли гангстеров, грабителей и убийц, представляющих особую опасность для общества. Одними из таких заключенных были двое приятелей - Джон Паул Скотт и Дарел Паркер. Их приговорили к тридцати годам за ограбление банка. Дарел Паркер был худощавым, невысоким молодым человеком, с темными волосами и резкими чертами лица. Он всегда выглядел угрюмым и подавленным, был молчаливым и неприветливым. Паркер отличался не только от остальных узников Алькатраса, но и от своего товарища Джона Паула Скотта, болтливого, энергичного, драчливого и предприимчивого вольнодумца. Скотт же выделялся не только деятельностью и общительностью, но и выносливостью, крепким сложением, а главное - решительностью. Паркер сам никогда не додумался бы пойти на ограбление банка. Его толкнул на это дело товарищ. Однако в неудаче, постигшей его, Паркер винил не Скотта, а себя. Он сожалел о своем поступке и намеревался хорошим поведением заслужить условное освобождение. Но Джон не собирался ждать, пока кто-то сжалится над ним и решит его судьбу. Он был из тех людей, кто даже в самых сложных ситуациях никогда не падал духом и не отступал перед сложностью поставленных целей, а цель у него была одна - убежать из Алькатраса.
В первую же неделю своего пребывания в тюрьме Скотт поссорился и подрался с одним пареньком, второй месяц отбывающим срок на Алькатрасе. Его перевели на этот остров из-за неоднократных попыток сбежать из других тюрем. Он уже четыре года был в заключении и свыкся с тяжелыми условиями тюремной жизни. Наглое обращение новичка вызвало негодование Берингтона, и он решил расквитаться с ним. Однако он никак не полагал, что тот был обучен кулачному бою. Один точный удар - и Скотт повалил своего противника. Этого было достаточно, чтобы утихомирить Берингтона, но Джон не успокоился. Он дубасил неприятеля, пока не выместил на нем всю накопившуюся злость.
Излишняя агрессия привела Скотта в карцер. Исправительная была самым жутким местом Алькатраса. Здесь не было ни койки, ни матраса, ни умывальника, ни света - ничего! Только голые стены и дырка в полу, заменяющая уборную. Во время пребывания там провинившегося не кормили, и это еще больше оказывало на него психологическое давление. Жесткие условия нужны были для того, чтобы отбить у заключенного повторное желание нарушать устав тюрьмы.
Скотт просидел в исправительной двое суток, и после этого его, как строптивого заключенного, перенаправили в блок "D". На время ему запретили работать, и он вынужден был целыми днями сидеть в камере. Для деятельного и общительного молодого человека это было самым суровым наказанием. Он чувствовал себя зверем в клетке. Камера его была настолько маленькой, что негде было даже прогуляться и размять ноги. Тюремное помещение было два метра в ширину и три в длину, и все пустое пространство занимали койка, умывальник, унитаз, деревянный табурет и столик, прикрепленный к стене. Стены, стол и табуретка были окрашены в ярко-зеленый цвет, сильно раздражающий и давящий на психику. Здесь отдавало смрадом, и постоянное пребывание в этом душном помещении было более тяжким наказанием, чем исправительная. Карцер был временным наказанием, а в этой камере он сидел уже две недели, без права на прогулку. Единственное, что он мог делать, так это мечтать о свободе и строить планы на будущее.
Скотт искренне верил, что сможет убежать с острова и потратить деньги, которые он спрятал после ограбления. Он всегда мечтал о беззаботной богатой жизни. Для этого Джон и задумал ограбление банка, но ему не повезло. Еще немного и все его мечты сбылись бы, но, увы, он угодил в силки закона и вместо розовой жизни его ожидало жалкое существование на этом острове потерянных надежд. Временами Скотту казалось, что он начинает сходить с ума. У него появились необъяснимые галлюцинации: то он видел лица враждебно настроенных к нему незнакомцев, то слышал чьи-то голоса и насмешки. Больше всего он боялся повредиться в уме, ведь тогда все, что было дорого ему на этом свете, потеряло бы смысл. Мучительным стали для него не только дневные часы, но и ночные. Он слышал чей-то неумолкающий голос, то тихо мурлычущий, то непрерывно бормочущий. Лишения и одиночество сделали Джона раздражительным и нервным. Его начал нервировать свет в камере, он стал подпрыгивать от каждого шороха и просыпаться по ночам в холодном поту, думая, что кто-то подкрадывается к нему и хочет прирезать. Пожаловаться было некому, разве что насмешнице-судьбе, которая так жестоко поиздевалась над его честолюбивыми планами.
