Уолтер Уильямс - Зеленая Леопардовая Чума

Устроившись на ветке баньяна и болтая ногами над морем, одинокая сирена смотрела вдаль, на линию горизонта. В неподвижном воздухе стоял запах ночных цветов. Крупные крыланы пролетали над водой, направляясь в места дневного отдыха. Где-то резко вскрикнул белый какаду. Водорез на лету нырнул в воду и снова взлетел. Утреннее солнце зажгло красно-золотые искры на верхушках волн и озарило тропический лес, густо покрывающий острова, рассыпавшиеся на горизонте.

Сирена решила, что пора завтракать. Легко поднявшись с брезентового сиденья, устроенного ею на дереве, она пошла по нависающей над водой ветке. Та закачалась под ее тяжестью, но сирена легко нашла нужный выступ в шершавой коре, куда можно было поставить голую ступню, и посмотрела вниз, на воду, где на фоне темной синевы подводных туннелей возле коралловых рифов четко обозначились бирюзовые отмели.

Сирена подняла руки над головой, стараясь не потерять равновесия, встала покрепче - солнце бросило красный отсвет на ее бронзовую голую кожу, - сильно оттолкнулась и прыгнула головой вниз в Филиппинское море. Она вошла в воду с громким всплеском, сопровождаемая шлейфом воздушных пузырьков.

Крылья сирены развернулись, и она поплыла.

После охоты сирена - ее звали Мишель - спрятала рыболовные снасти в куче мертвых кораллов на одном из рифов и, словно призрачная тень, заскользила над зарослями морской руппии; на ее крыльях играли солнечные блики. Подняв голову и увидев сплетенные в гигантский клубок корни баньяна, она высунулась из воды и сделала первый вдох.

Подножия Скалистых островов состояли из мягких известняковых кораллов; приливы и морская соль сильно разъели известняк, над которым теперь нависали камни. Из-за этого некоторые из островов стали похожими на грибы с зелеными шляпками, сидящими на тонкой ножке. Остров Мишель был больше остальных и имел неправильную форму; у него тоже были крутые известняковые стены, на шесть метров в глубину подточенные морскими приливами, поэтому взобраться на берег со стороны моря было невозможно. Баньян Мишель приютился возле самой воды и тоже был изъеден солью.

Сирена смастерила канатный подъемник - просто петлю на конце нейлонового каната, который крепился к сиденью на ветке дерева. Она сложила крылья - складывать их было труднее, чем раскрывать, к тому же с жабрами нужно было обращаться очень осторожно - и вставила ногу в петлю. По приказу сирены подъемный механизм беззвучно поднял ее наверх, в гнездо среди густой ярко-зеленой листвы.

Когда-то Мишель была обезьяной, сиамангом, поэтому чувствовала себя на дереве как дома.

Во время охоты она подцепила на гарпун желтогубого летрина, которого сунула в свою сумку для образцов. Вырезав из рыбы лучшие куски, сирена бросила ее обратно в море, где останки летрина сразу привлекли внимание стайки мелких рыбешек. Один кусок Мишель съела сырым, наслаждаясь чудесным запахом свежей рыбы и моря и трепещущей белой плотью, остальное приготовила на маленькой плите и съела с рисом, который остался у нее с прошлого вечера.

Когда Мишель кончила завтракать, остров уже проснулся. По стволу баньяна побежали гекконы, пальмовые крабы бочком начали пробираться среди опавших листьев, напоминая надоедливых торговцев, пытающихся всучить туристам контрабандные компьютерные диски. Там, где начинались морские глубины, кружились и опускались на воду малые глупыши, следуя за стаей охотящихся полосатых тунцов.

Пришло время дневных забот. Мишель уверенно перебралась по своему канатному пути с баньяна на соседнее железное дерево, где находилась ее спутниковая связь, достала из сумки деку и начала принимать сообщения.

Несколько журналистов просили дать интервью - легенда об одиноко живущей сирене распространялась все дальше и дальше. Вообще-то Мишель это нравилось, но она предпочла не отвечать. Было сообщение от Дартона, которое она решила оставить на потом. И тут увидела сообщение от доктора Даву, которое прочла немедленно.

Даву был в дюжину раз ее старше. Мать вынашивала его в своем чреве девять месяцев, он не был создан в нанокамере, как почти все, кого знала Мишель. У него был какой-то родственник, знаменитый астронавт; кроме того, Даву стал лауреатом премии имени Мак-Элдоуни за научный труд под названием "Лавуазье и его век" и имел рыжеволосую жену, которая была почти так же известна, как и он сам. Пару лет назад Мишель слушала его лекции в Университете необъяснимых явлений и даже почувствовала к ним интерес, хотя ее специальностью была биология.

Даву сбрил свою козлиную бородку, которая Мишель очень не нравилась. "У меня есть для тебя одна очень интересная научная работа, - передавал Даву. - Если, конечно, ты найдешь на нее время. Это задание не потребует больших усилий".

Мишель немедленно вышла на связь. Даву был богатым старым мерзавцем, который уже тысячу лет владел огромным состоянием и понятия не имел о том, что значит быть молодым в наше время, а также платил столько, сколько Мишель приходило в голову у него спросить.

Конечно, сейчас ей много не нужно, но ведь она не собирается остаться на острове навсегда.

Даву ответил сразу. За его спиной Мишель увидела рыжую голову его жены, Катрин, склонившейся над клавиатурой компьютера.

- Мишель! - крикнул Даву, чтобы жена знала, с кем он говорит. - Хорошо! - После некоторого колебания он сложил пальцы в мудру [Мудра - положение рук или пальцев, имеющее символический смысл или характеризующее определенные ситуации, действия или силы (в буддийской и индуистской культурах).], которая означала "внимание". - Я вижу, ты понесла утрату, - сказал он.

- Да, - ответила Мишель через спутниковую связь.

- А молодой человек?..

- Он ничего не помнит.

Вообще-то говоря, это и в самом деле было почти так, вопрос состоял в том, что именно он не помнит.

Пальцы Даву по-прежнему показывали "внимание".

- У тебя все хорошо? - спросил он.

Пальцы Мишель выдали какой-то неясный ответ.

- Мне уже лучше.

Что, возможно, было правдой.

- Я вижу, ты больше не обезьяна.

- Я решила избрать путь сирены. Новые перспективы и все такое.

"А также возможность побыть одной".

- Мы можем тебе чем-нибудь помочь?

Мишель придала своему лицу озабоченное выражение:

- Ты что-то говорил насчет работы?

- Да.

По-видимому, Даву и сам был рад сменить тему: в его семье тоже когда-то произошла настоящая смерть - событие, которое случается с одним из миллиона, возможно, поэтому он не хотел об этом говорить.

- Я сейчас работаю над биографией Терциана, - сказал Даву.