Стивен Бакстер
Золотые Реснички
И тогда она решила: да, передышка была слишком коротка, да, ее народ изнурен холодом туннеля. Но надо двигаться вперед. Надо сражаться.
Ритмично работая плавниками, она стояла на месте и ждала, готовая вести сородичей по ледяному коридору дальше, в теплую пещеру.
Но пока другие просыпались и собирались позади Золотых Ресничек в толпу, у нее убавилось решимости. Искатель напоминал о себе тяжестью; щупальца паразита опутывали желудок, и она Знала: отростки проникли в ее мозг, в ее разум, в ее «я».
Однако все же она поплыла вперед. Показывать слабость своему народу — непозволительная роскошь, тем более в такую минуту.
— Золотые Реснички!
От толпы, расточая тепло в турбулентных потоках, отделился некто крупный, сильный. Это была Крепкие Плавники, одна из двух подруг Золотых Ресничек. Близость Крепких Плавников сразу успокоила ее.
— Золотые Реснички, я знаю: у тебя беда.
Она хотела возразить, но, приуныв еще больше, отвернулась:
— От тебя ничего не скроешь. А другие уже поняли, как думаешь?
Когда Крепкие Плавники говорила, похожие на шерсть реснички на ее животе чуть заметно подрагивали:
— Только Рожденная во Льду подозревает. А если бы и не подозревала, все равно пришлось бы ей сказать.
Рожденная во Льду была третьей в их брачной тройке.
— Крепкие Плавники, я не могу себе позволить слабость. Они плыли рядом; Крепкие Плавники перевернулась на спину, между ее щитком и телом просачивалась туннельная вода, чувствительные реснички хватали крупицы пищи и рассовывали по многочисленным ротовым отверстиям на животе.
— Золотые Реснички, я знаю, что случилось, — проговорила она. — В тебе поселился искатель, правда?
— Правда. А как ты догадалась?
— Я же тебя люблю, — ответила Крепкие Плавники. — Потому и догадалась.
Значит, тайна — уже не тайна! Новость была так же нежданна и горька, как и само недавнее открытие, что Золотые Реснички заразилась. До чего же перепугалась она, сообразив, что впереди безумие и мучительная смерть, что ей предстоит бессмысленно ползти наверх по трещинам и туннелям ледяного мира!
— Наверное, еще ранняя стадия. Сильно печет внутри… Чувствую, как искатель тянется к мозгу. Ах, Крепкие Плавники!..
— Сопротивляйся.
— Не могу. Я…
— Можешь. Ты должна!
Уже виден конец туннеля — зловещий круг мрака. Золотые Реснички ощущала манящее тепло. Где очаги, там всегда тепло. Вот он, кульминационный момент ее жизни!
Прежний очаг ее народа, источник горячей воды, остыл. Пришлось уйти, и теперь предстоит бой за новую пещеру. В этом бою они победят или погибнут.
Горячий очаг обнаружила Золотые Реснички, обыскав перед этим гигантскую сеть туннелей. Поэтому и в бой своих сородичей ведет она, и то, что в ней поселился искатель, значения сейчас не имеет.
Она собралась с духом, вернее, с тем, что от него осталось.
— Золотые Реснички, ты лучшая из нас, — замедляя ход, произнесла Крепкие Плавники. — Никогда об этом не забывай.
Золотые Реснички не ответила, лишь прижалась панцирем к панцирю Крепких Плавников.
Повернувшись, громко щелкнула жвалами. Народ понял сигнал и остановился. Взрослые загнали самых мелких детей под свои прочные щитки.
Крепкие Плавники опустилась на пол и просунула в пещеру глаз на стебельке. Разумная предосторожность: в теплых местах селятся твари, способные уловить единственную звуковую волну от пришельца.
Несколько минут Крепкие Плавники осматривала пещеру, потом, извиваясь, вдоль ледяной поверхности возвратилась к Золотым Ресничкам. Она явно колебалась. Наконец сообщила:
— Похоже, у нас неприятности.
В теле Золотых Ресничек как будто встрепенулся искатель, крепче сдавил ее внутренности:
— Что такое?
— В этой пещере уже есть жильцы. Головы.
Кеван Шоулз остановил вездеход в сотне футов от вершины террасной стены. В кабине рядом с ним сидела Ирина Ларионова в непомерно большом, с чужого плеча, скафандре. По крену вездехода она определила, что склон горы здесь не больше 40 градусов — положе, чем у лестничного марша.
Гора подверглась беспощадной эрозий. Сейчас, по сути, это всего лишь длинный пыльный холм.
— Стена кратера Чжао Мэнг-фу, — лаконично сообщил Шоулз. Радио исказило голос, придало ему металлический тембр. — Через вершину придется идти пешком.
— Пешком? — раздраженно переспросила Ирина, глядя на проводника. — Шоулз, да я за последние полутора суток и часа не спала. Дорога — девяносто миллионов миль, да пересадки, да остановки на узловых станциях… А теперь еще должна топать через этот чертов холм?
За лицевой пластиной шлема блеснули в улыбке зубы Шоулза. Наверное, прошел АС-консервацию, когда ему было лет 25, вот и щеголяет с тех пор юношеской свежестью. Да этот «юноша», поди, старше нее!
— Не волнуйтесь, вам понравится, там очень красиво, — пообещал он. — К тому же нам все равно пересаживаться.
— Это еще почему?
— Сами увидите.
Он ловко поднялся на ноги, протянул руку в перчатке и помог Ларионовой неуклюже покинуть сиденье. Когда она встала на косое днище, тяжелые ботинки больно врезались в щиколотки. Шоулз распахнул дверцу. Наружу хлынул остаточный воздух; мгновенно кристаллизовалась содержавшаяся в нем вода. Кабина была ярко освещена, а в дверном проеме Ларионова ничего не разглядела, кроме тьмы.
Проводник сошел на невидимую поверхность планеты. Ларионова кое-как выбралась наружу. Спускалась долго, хотя между дверцей и грунтом была только одна ступенька.
Но вот ее ботинки с тихим скрипом утвердились на почве. Дверца располагалась между задними колесами вездехода. Колеса, собранные из металлических ребер и тканой ленты, были широки и легки, и каждое — выше Ирины.
Проводник захлопнул дверцу, и Ларионова очутилась в кромешной мгле. Перед ней высилась фигура Шоулза — огромная человекообразная клякса на черной бумаге.
— Как самочувствие? У вас пульс учащен.
Она сразу услышала свое громкое, неровное дыхание:
— Просто немного непривычно.
— Напоминаю, у нас тут всего-навсего треть g. Ничего, привыкнете. Подождите, сейчас глаза к темноте приспособятся. Здесь спешить не надо.
Она посмотрела вверх. Глаза и правда привыкают — уже различимы звезды. Вон там два пятнышка рядом, голубое и белое. Это Земля с Луной.
Ее взору медленно и величаво открывался меркурианский ландшафт. Вездеход поднялся сюда с равнины, которая сейчас уходила вдаль от подножия террасной стены. Равнина была похожа на огромное лоскутное одеяло: сплошь котловины, гребни, барханы. Звездный свет превращал все это в мерцающие кружева.
