Олег Малахов - Реакция

Олег Малахов

Реакция

Про лужи на улице было не интересно говорить после того, как в соседнем измерении нашлось место для не определившихся в своих желаниях людей. Многие из них и не подозревали, что из слов, которые они употребляли в своих песнях, можно было почерпнуть несколько важных для установки связи со смежной галактикой фраз, которыми обозначаются идеи, вовсе не лишенные смысла. В директории, в которой находились все покинутые во время дождя, никогда не следовали букве закона, как, в целом, и какому-либо словарному приношению программистов. Их никогда не считали серьезными носителями словесной культуры, в их словах всегда пытались или действительно замечали некую формулизованность, хотя те естественно никогда не пытались показаться непонятными в том, что они высказывали. Многообразный словомир мог будоражить простого прохожего, усмехающегося и размахивающего руками, но ни в коем случае он не мог зародиться в убогости непомерно привлекающего измерения восьмого облака, как его неудачно назвал сосед, который носил каску. В некотором неподдающемся объяснению городе уже были предприняты попытки не вступать в контакт с неразумными потребителями слов без назначения; в скором времени все слова, употребляемые не по назначению, приобрели ранг незнакомых и не разрешенных для употребления на протяжении определенных временных отрезков. Поток фраз, который невозможно было перевести на язык, который давно считается понятным населению смежного измерения, укрылся в дополнении к вечной симфонии человечества. Ее не слышали, но о ней знали, и всем было не сложно ее создать заново с умеренным набором знаков, не подвластным измерениям. Лучше бы все умерли, не пересказывая сказок, никогда не слышанных и не чудесных, и лишь несколько искренних, но лишь неподдельных. Этот вариант избежания погружения в невесомость трогает уже своей формой и посторонней реакцией, которая не заставляет возникнуть анализы. В крови не определялись лейкоциты, в крове не определялись телосплетения, телесплетения не определялись в летнем воздухе. Воздух был не просто летним, но и достаточно лётным, и те, кто не поддавались мыльным операм в домашних кинотеатрах, готовились к прыжку в иное измерение, не подчиненное вторжению жалких простуд и ломки суставов.

Некоторое время потенциальные посетители вневременных использованных измерений думали о том, а нужна ли им будет там неограниченная доза адреналина, или лучше избавиться от него до проникновения в компромисс той структуры, которая неупорядочена и недвижима.

Какие-то лишние фразы были неуместны и плоский юмор старшего пилота душевных перевоплощений перестраивали суждения молодых и бесплодных юннатов.

Наружу глядели чьи-то вторые пары глаз, несколько смущавшие тех, кто зачастую не замечал своих собственных глаз в отражениях различного рода.

Пытаясь уже внедриться в спорную систему исхода, некоторые старейшины превращались в юнцов и теряли голову от неудачных попыток вовлечь себя в поток, измеряемый лишь безмерностью смежного измерения. Юные участники тоже чувствовали, что оно рядом, и практически можно, не задумываясь ни о чем, уже принадлежать его неопределенной форме. Они наблюдали за попытками более опытных, и каждый из новичков несомненно желал доказать всем, что он тоже на что-то годен, способен на что-то непостижимое и безупречное.

Чем дольше все смотрели друг на друга и осознавали, что уже более не смотрят друг на друга, а просто вникают не глазами, и ни иными персепторами в ткань мироздания на заднем дворе своего сонма греховности, тем безотчетнее все становились снами друг друга и затем миром друг друга, заново созданным, прожитым, и совсем не заоблачное и не закрытое смежное измерение оставалось приглашением и загадкой.

У всех рождались реакции, и от их рождения никому не становилось больно, лишь утрата прежних ощущений не заменялась приобретением новых, так как ощущения покинули эту сетку преображений и вырождений.

Кто-то сказал длинное слово, и оно оказалось последним словом, сказанным внутри их уходящего мира, а смежное измерение полнилось уже мерным дыханием отсутствующих вздохов всех отсутствующих вне данной дыхательной зависимости.

С межи не уходили еще неопределенные половинки тех, кто уже невообразимо расстался с образами, и еще как будто чувствовал, что их место может быть занято чем-то неземным.

Им было жаль, а чувство жалости уже испарилось в остатке шага через межу, хотя как такового шага не было. Была иллюзия неосознанного движения, а потом было то, что описать невозможно.

Апрель, 2001

То, что он сказал утром.

Обычно она всегда сокращала путь к остановке трамвая, который вез ее к месту работы, проходя через парк, а не делая круг, и петляя тротуарами. Сейчас ей что-то подсказывало, что ее путь уже не состоялся, и ее проход парком нарушит ее раздумье над тем, что он сказал сегодня утром.

Он вроде бы спал, как всегда, лишь изредка погружая лицо в ее теплую и уютную грудь, правда он что-то шептал ближе к утру, безапелляционно пытаясь каким-то образом акцентировать внимание на этом шепоте. Они проснулись практически одновременно, она протянула руку к его губам, и он поцеловал ей пальцы, но то, что он сказал в последующие 16 секунд, заставило ее содрогнуться. Она восприняла произошедшее как некий строгий выговор, как будто была подведена черта, и был провозглашен исход действенности, ей было не по себе, и она забыла приготовить кофе, лишь выпила полстакана грейпфрутового сока, хотя стакан был полностью наполнен, она тут же ощутила тяжесть сказанного им и ею услышанного, и стакан мог упасть и разбиться, если бы она просто вспомнила об этом, однако бремя его слов мгновенно завладело ее сознанием, и способствовало консолидации ее чуткости и стойкости. Она застряла в моменте осознания, наступившем практически одновременно с последним звуком последнего слова его фразы. До того, как он сказал то, что повергло ее в ужас, она вдохновенно попыталась начать рассказ своего сна, а сейчас, проходя мимо памятника Анны Франк, она вспомнила, что он до встречи с ней даже не знал, что нижнее белье стирают туалетным мылом, а не порошком.

Двое мужчин в ее жизни не успели, наверное, сказать ей эти слова о ее пальцах, которые произнес ее утренний партнер. Один мальчик в колледже, в тот день, день, когда они готовились к зачету по Всемирной истории, когда она держала в руках книгу, а он пристроился рядом и читал вместе с ней, в одно мгновение, прикоснувшись к ее левой руке, произнес слова: "Эти пальцы", и взял ее руку своей рукой, отвлекшись от чтения полностью и погрузившись в изучение ее руки, и она, несколько недоумевая, как будто под гипнозом, ненадолго подчинилась его взглядам, а потом вздрогнула и, высвободив свою руку, обхватила книгу крепче обеими руками и продолжила чтение, ничего не произнеся.