— Мы гермафродиты, но считаем себя существами женского пола.
— М-м-м... понятно. Так вот, много лет назад вы, девочки, запретили людям рыбачить рядом с вашими островами или высаживаться на них, и люди послушались. Они обменивают свои товары на ваши морские продукты и драгоценные камни. А теперь из-за какой-то прелестной игрушки...
— Она не прелестная, а кощунственная!
Инг потянулся к кукле, но предводительница джилотов быстро схватила её.
— Мы возьмём шесть коробок этих кукол...
— Возьмите хоть все. Можете утопить их в море, мне всё равно.
— Зачем нам топить их? Эти игрушки, в самом деле, прелестны.
Инг недоумевающе уставился на джилотку.
— О чём мы с вами толкуем, мэм?
— Меня зовут Блауф, и я возглавляю джилотское сообщество. Поскольку мы пришли на вашу ярмарку, то заодно закажем партию кукол для наших детей, но вы обязаны уничтожить все комплекты игры «Хитрые Шарики», иначе мы устроим забастовку и лишим людей морских продуктов...
— «Хитрые Шарики»? Это же всего-навсего невинная игра,— запричитал Инг.— Что в ней плохого?
— Форма шара считается у нас священной.
— Она олицетворяет солнце?
— Нет. Вы утверждаете, что солнце не плоский диск, но форма шара для нас священна из-за яйца.
— Минутку,— перебил Инг.— Яйца не совсем шарообразны.
— Я имею в виду наши яйца. Это святотатство — превращать в глупую игру великолепный Порядок и Величие Претворения.
Джефф чуть не рассмеялся, но вовремя осознал, что в Иззхолле внезапно наступила полная тишина. Инг приподнял брови, подёргивая уголком рта, однако остальные иззианцы выглядели потрясёнными: их культура была более пуританской, чем земная.
— Порядок и Величие? — охрипшим голосом спросил создатель игры.
— Порядок и Величие Претворения,— торжественно подтвердила Блауф, ритмично помахивая всеми своими щупальцами.
— Но в человеческих играх и игрушках полно шариков!
— Мы возражаем только против игры «Хитрые Шарики». Джилоты откладывают прекрасные жёлтые яйца и укутывают их в зелёные водоросли. Эта кощунственная игра позволяет людям жонглировать нашими яйцами, чтобы они попадали в зелёные углубления. Мы не потерпим подобного надругательства...
— Дай-ка мне эту штуку.— Инг наклонился и выхватил игру у ближайшего иззианца, державшего её с такой осторожностью, словно она могла взорваться в любой момент.— Я не программировал заводской компьютер на эти цвета. Основу предполагалось сделать чёрной, чтобы труднее было видеть углубления, а сами шарики — серебряными. В детстве у меня была такая игра.
— Ага! Значит, это не ты её изобрёл? — не скрывая иронии, поинтересовался Гарус.
— В общем-то нет,— признал Инг.— Кто перепрограммировал компьютер?
— Никто не поверит, что это не твоих рук дело,— заявил Гарус и, повернувшись к Блауф, гордо сказал: — Я родственник королевы и, полагаю, сейчас могу говорить от её имени. Допустим, изготовитель игры...
— Я здесь,— пробормотал румяный коротышка, покрывшийся пятнами от страха.— Клянусь, что в программе изготовления не было заложено сочетание жёлтого и зелёного цветов!
— ...предпримет простые, но эффективные меры. Он соберёт все проданные комплекты игры и перекрасит их, сделав основу чёрной, а шарики серебристыми,— закончил Гарус.
Джилоты пошептались о чём-то.
— Этого будет вполне достаточно,— наконец объявила Блауф.
— В таком случае, добро пожаловать на ярмарку, дорогие гости.— Королевский родственник ударил по струнам своего инструмента и запел:
В сиянье грозного светила,
Со всею славою небес,
Ещё ясней твоё величье...
— Это моя песня,— проворчал Инг.— И ты поешь её неправильно.
— Это песня Гилберта и Салливана! — крикнул Джефф.
— Заткнись, Инг,— отозвался Гарус. Он продолжал петь, а джилоты спрыгнули со сцены и смешались с толпой зрителей.
Кадет заметил, что адмирал пропустил все происходящее на сцене. Йоно подключил своё «Крошечное Путешествие» к другому терминалу и сидел, словно приклеенный к игре.
— Норби, попробуй снова освободить адмирала,— попросил Джефф.
Рука робота вытянулась на всю длину и выключила терминал. Йоно с осоловевшим видом повернулся к ним.
— Ну, как ваши впечатления от игры?
— Скоро наступят перемены,— пробормотал адмирал.— Перемены к лучшему.
Тем временем Гарус продолжал петь. Инг отбивал ритм на барабанчике, а Ксинна аккомпанировала на крошечной флейте.
Всем миром буду править я,
Как небом правит солнце.
Сиять на своде бытия —
Вот лозунг мой, иззонцы!
Не обращая внимания на слова, показавшиеся Джеффу очень важными, Йоно встал и потянулся.
— Кажется, я проголодался. Где и когда мы сможем перекусить?
Норби прикоснулся к юноше.
«Лучше отвезти его обратно на корабль. Он выглядит не вполне здоровым».
«О'кей, но на этот раз мы будем соблюдать правила воздушного движения».
Кто-то потянул кадета за рукав куртки. Он огляделся по сторонам, затем посмотрел вниз и увидел джилота.
— Блауф? — озадаченно спросил он.
— Да, это я, сэр...
— Меня зовут Джефф. Это мой робот Норби, а это адмирал Борис Йоно. Адмирал, джилоты живут на островах в океане...
— Йоно,— перебила Блауф.— Очень звучное имя, подходящее для уникального индивидуума, воплощающего человеческие представления о монументальности и величии.
— В самом деле? — Казалось, адмирал очнулся от глубокого сна.
— Я увидела вас со сцены, и мне сразу же захотелось познакомиться с вами. Вы единственный человек, которому я могу доверять. Меня беспокоят некоторые последние события, и я обратилась бы за советом к королеве, но у неё так много волос! У всех людей очень много волос, включая и вас, сэр Джефф.
— А у меня нет,— заявил Норби.— Можете ли вы доверять мне?
— Ты не органическое существо. А сэр Борис Йоно, помимо роскошной бахромы над ротовым отверстием, отличается полным отсутствием растительности на голове. Могу ли я присоединиться к вам за трапезой, о которой вы упоминали?
— Разумеется, Блауф. Это большая честь для меня.
— Мы отправимся на корабль,— твёрдо сказал Норби, поддерживая Йоно под руку.
Адмирал взял с собой коробочку с «Крошечным Путешествием».
Вернувшись на корабль, все трое перекусили сандвичами с синтезированным тунцом, вкус которого показался Блауф изумительным.
— Я когда-нибудь с удовольствием посещу Землю: ваша морская пища так вкусна,— сказала она.
— Очень надеюсь на это. Вы согласны, адмирал? — Джефф специально обратился к Йоно, надеясь пробудить его от странного летаргического состояния. Тот вёл себя так, словно единственно важным для него было ожидание неких загадочных перемен.
С Блауф возникла проблема. Она очень привязалась к Йоно и изъявила желание сопровождать адмирала в его каюту для послеобеденного отдыха. Тот зевнул и согласился с безразличным видом. Когда они ушли, робот озабоченно взглянул на Джеффа:
— Как нам вытащить адмирала из этого состояния?
— Нужно выяснить, как на него повлияло «Крошечное Путешествие».
— Я сам попробую,— вызвался робот.— Не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с адмиралом.
Норби вставил игру в бортовой компьютер корабля и сразу же перешёл на второй уровень — тот самый, который так завладел вниманием Йоно. Через несколько минут он отключил монитор.
— Это превосходный образчик виртуальной реальности. Разумеется, вымышленной, поскольку Ингу никогда не приходилось бывать на субатомном уровне... Но я не могу найти в этой игре ничего, что могло бы поколебать человеческие взгляды на жизнь.
— Дай мне попробовать,— попросил Джефф.
— Но...
— Ты только что сказал, что это невредно для людей. Либо с адмиралом случилось что-то иное, либо в игре есть подсознательное сообщение, которое могут воспринимать только человеческие существа. Я должен выяснить, что это такое, а ты тем временем полетай над столицей и поищи Перу.
Корабль поднялся выше и начал описывать широкие круги над городом. Джефф подключился к бортовому компьютеру и настроился на «Крошечное Путешествие». Сначала он попробовал первый уровень и в течение нескольких минут наслаждался старой игрой, отражая атаки монстров, осаждающих звёздную базу. К своему восторгу, он обнаружил, что с помощью сенсорной головной ленты он может изменять внешность персонажей, а если как следует постараться — то и сюжет. Но, в конце концов, игра утомила его, и он переключился на второй уровень.
Он попал в место, где раньше никогда не был. Он не мог ясно видеть, что его окружает, хотя осознавал присутствие неких сущностей, от плотных и массивных до почти эфирных, окрашенных в самые невероятные цвета. Другие органы чувств тоже снабжали его информацией, но её было невозможно выразить словами.
