— Послушайте, — сказала Кэрол. — По-моему, вы все трое относитесь к случившемуся как-то слишком уж легко. Один из трех друзей…
— Чего вы от нас хотите? — осведомился Оп. — Чтобы мы запели «Аллилуйя»? Или таращили глаза, дивясь неслыханному чуду? Мы потеряли приятеля, а теперь он вернулся…
— Но ведь их было двое, и один…
— Для нас он всегда был один, — сказал Оп. — И пожалуй, так лучше. Нетрудно представить, какие недоразумения возникли бы, если бы его было двое.
Кэрол повернулась к Максвеллу.
— А что скажете вы?
Он покачал головой.
— Я буду всерьез думать об этом только дня через два. А пока, наверное, просто не могу. По правде говоря, при одной мысли об этом меня охватывает какое-то оцепенение. Но сейчас я сижу здесь с хорошенькой девушкой, с двумя старыми друзьями и с большим симпатичнейшим котиком и знаю, что нам предстоит разделаться с бутылкой виски, а потом хорошенько поужинать.
Он весело ей улыбнулся. Кэрол пожала плечами.
— Таких сумасшедших я еще не видела, — сказала она. — И знаете, мне это нравится.
— Мне тоже, — объявил Оп. — Что ни говорите, а эта ваша цивилизация куда приятнее давних эпох. В моей жизни не было дня счастливей того, когда экспедиция из Института времени утащила меня сюда как раз в тот момент, когда несколько моих любящих соплеменников вздумали подзакусить мною. Впрочем, у меня к ним нет никаких претензий. Зима выдалась долгая и суровая, снег был очень глубоким, и дичь совсем исчезла. К тому же кое-кто из племени имел на меня зуб — и не без основания, не буду вас обманывать. Меня уже собирались тюкнуть по затылку и, так сказать, бросить в общий котел…
— Каннибализм! — с ужасом произнесла Кэрол.
— Естественно, — утешил ее Оп. — В те безыскусственные первобытные деньки в подобной ситуации не было ничего особенного. Но, разумеется, вам этого не понять. Ведь вы ни разу не испытывали настоящего голода, верно? Такого, чтобы кишки сводило, чтобы совсем иссохнуть…
Он умолк и обвел глазами зал.
— Наиболее утешительный аспект этой культуры, — продолжал он, — заключается в изобилии пищи. В старину у нас была чересполосица: ухлопаем мастодонта и едим, пока нас не начнет рвать, после чего опять едим и…
— На мой взгляд, — предостерегающе сказал Дух, — эта тема не слишком подходит для разговора за столом.
Оп поглядел на Кэрол.
— Во всяком случае, вы должны признать, — объявил он, — что я прямодушен. Когда я имею в виду рвоту, я так и говорю — «нас рвало», а не «мы срыгивали».
Подошел официант и почти швырнул на стол бутылку и ведерко со льдом.
— Горячее сейчас закажете? — спросил он.
— Мы еще не решили, будем ли мы питаться в этой подозрительной харчевне. Одно дело тут нализаться, и совсем другое…
— В таком случае, сэр… — сказал официант и положил перед ними счет.
Оп порылся в карманах и вытащил деньги. Максвелл придвинул бутылку и ведерко поближе и начал накладывать лед в рюмки.
— Но мы же поужинаем тут? — спросила Кэрол. — Если Сильвестр не получит бифштекса, который вы ему обещали, я ничего не гарантирую. И ведь как терпеливо и благонравно он ведет себя, несмотря на все эти аппетитные запахи!
— Но он уже скушал один бифштекс! — напомнил Максвелл. — Сколько еще он способен их сожрать?
— Неограниченное количество, — ответил Оп. — В старину такое чудище в один присест запросто уминало лося. Я вам когда-нибудь рассказывал…
— Думаю, что да, — поспешно сказал Дух.
— Но бифштекс был пережаренный! — запротестовала Кэрол. — А он любит их с кровью. И к тому же совсем крохотный!
— Оп, — попросил Максвелл. — Верни официанта. У тебя это отлично получается. Твой голос словно создан для этой цели.
Оп взмахнул могучей рукой и взревел. Потом подождал немного и снова взревел, но опять безрезультатно.
— Он меня игнорирует, — проворчал Оп. — А может быть, это вовсе и не наш официант. Я их, макак, не различаю. Они для меня все на одно лицо.
— Не нравится мне сегодняшняя публика, — сказал Дух. — Я все посматриваю по сторонам. Что-то назревает.
— А чем они плохи? — спросил Максвелл.
— Слишком много слизняков из английской литературы. Обычно они сюда не заходят. Завсегдатаи здесь временщики и сверхъестественники.
— Ты думаешь, из-за Шекспира?
— Возможно, — согласился Дух.
Максвелл передал рюмку Кэрол, а другую подвинул через стол Опу.
— Как-то неудобно, что вы остаетесь ни при чем, — сказала Кэрол, обращаясь к Духу. — Ну, понюхайте хотя бы!
— Пусть это вас не тревожит, — вмешался Оп. — Этот субъект напивается до розовых слонов одним лунным светом. Он может танцевать на радуге. У него перед вами масса преимуществ. Например, он бессмертен. Духа ведь ничем не убьешь.
— Ну, не знаю, — сказал Дух.
— Я не понимаю одного… — сказала Кэрол. — Вы не рассердитесь?
— Пожалуйста, не стесняйтесь!
— Вы сказали, что не знаете, чей вы дух. Вы пошутили или это правда?
— Это правда, — ответил Дух. — И поверьте, весьма неприятная правда. Я чувствую себя крайне неловко. Но что поделаешь — забыл! Из Англии — это я, во всяком случае, знаю твердо. Но фамилию вспомнить никак не могу. У меня есть подозрение, что и остальные духи…
— У нас тут нет других духов, — сказал Максвелл. — Контакты с духами, беседы, интервью — это сколько угодно, но ни один дух, кроме тебя, не захотел жить среди нас. Почему ты это сделал, Дух? Пришел к нам, я имею в виду?
— Он прирожденный аферист, — заметил Оп. — Всегда высматривает, где чем можно поживиться.
— Ну, положим! — возразил Максвелл. — Что, собственно, мы можем дать духу?
— Вы даете мне, — сказал Дух, — ощущение реальности.
— Какова бы ни была причина, я очень рад, что ты пришел к нам, — сказал Максвелл.
— Вы трое — уже давние друзья, — задумчиво произнесла Кэрол.
— И это вас удивляет? — спросил Оп.
— Да, пожалуй… Я не очень отдаю себе отчет, что, собственно, я имела в виду.
В противоположном конце зала послышалась какая-то возня. Кэрол и Максвелл обернулись на шум, но не смогли разобрать, что там происходит.
Внезапно на один из столиков вспрыгнул человек и запел:
Билл Шекспир, хороший малый,
Зря бумаги не марал,
Не давал проходу юбкам,
Громко песенки орал…
Раздались возмущенные вопли и свист. Кто-то бросил чем-то в певца, но промахнулся. Часть посетителей подхватила песню:
Билл Шекспир, хороший малый,
Зря бумаги не марал…
Какой-то могучий бас оглушительно взревел:
