– Эфрон. Возьми осла, корзины, позови Каттими. Надо снимать виноград.
– Но Каттими с овцами!
– Абас сменит ее. Принесет пару кувшинов воды и сменит.
Мать подняла глаза. Самая красивая неситка от Галиса до Хаттусаса. Даже теперь, когда паутинка морщин поселилась вокруг глаз. Нигнас вздыхает, когда Эфрон приходит к нему в мастерскую, чтобы упражняться на заднем дворе во владении мечом. «По-прежнему сияют звезды в глазах чудесной Хастерзы» – спрашивает всякий раз. «Сияют!» – гордо отвечает Эфрон. «Передавай ей поклон!» – просит Нигнас. «Она ждет Цохара, моего отца!» – говорит Эфрон. «Пять лет! – горестно качает головой Нигнас, – Пять лет прошло!» «Но гранат по-прежнему плодоносит!» – с улыбкой отвечает Эфрон. «Долгих лет жизни твоему дереву, Эфрон!» – вздыхает Нигнас.
– Эфрон! – повысила голос мать. – Ты слышал мои слова?
– Да, – кивнул Эфрон. – Я возьму меч.
– Ты еще слишком мал для большого меча, – подняла она голову.
– Вот, – показал Эфрон раскрытые ладони.
Только один палец был еще полусогнут. Десятый год не закончился.
– Отец говорил, когда мои годы заберут все пальцы, придет пора сжимать рукоять настоящего меча! – гордо сказал Эфрон.
Тень боли мелькнула в глазах Хастерзы. Но она кивнула:
– Хорошо. Только меч не добавит горсть зерна под жернов.
Эфрон улыбнулся. Абас подсказал ему, как ответить.
– Зато он может сохранить жизнь тому, кто размалывает зерно.
Хастерза удивленно подняла брови.
– Тяжело? – спросил Абас, когда на поднимающейся в горы деревенской улице Эфрон отстал.
– Нет! – махнул рукой мальчик, поправляя на плече тяжелое оружие. – Я догоню.
Абас придержал осла, подождал. Эфрон убедился, что никто не видит, как он – сын Цохара – недостойно цепляется за осла, и взялся за тонкие прутья.
– К Нигнасу? – спросил Абас.
– Да, – согласился Эфрон. – Потом к роднику. И на виноградник.
– Я подожду тебя у мастерской, – сказал раб. – Посмотрю за ослом. Потом сменю Каттими, а ты пойдешь к роднику. Наверное, подгоню овец к саххану, чтобы помочь вам.
– Хорошо, – кивнул Эфрон.
Из-за поворота выехала колесница. Две лошади бодро тянули ее. В колеснице за спиной возничего стоял грузный человек в длинном халате. Высокая остроконечная шапка украшала его голову. Блеснувшие на щеках и бороде капли пота отразили презрительную усмешку. Абас медленно выпрямил согнутую в почтительном поклоне спину.
– Не боишься, что вельможа ударит тебя бичом? – спросил он Эфрона. – В деревне говорят, что не зря он катается по окрестностям. Табарна будет проезжать сегодня через деревню, и надсмотрщик Пата ищет жертву, чтобы выказать старание перед правителем. Умерил бы ты гордость и склонился в поклоне перед ним.
– Я не раб и не крестьянин, – гордо ответил мальчик. – Я сын воина! А это всего лишь управляющий сахханом.
– Сын воина, – кивнул, вытирая пот со лба, Абас. – Я помню, что говорил Цохар. О том, что пока жив гранат на вашем саххане, жив и он. Я помню. Но прошло пять лет. Давно уже воины Муваталлиса вернулись в свои дома и не раз уходили на другие войны. Где твой отец, Эфрон?
– Возможно он в плену Рамсеса, – сверкнул глазами Эфрон. – Мой отец прославил свое имя! Но никто не видел его убитым!
– Значит он в плену? – задумался Абас. – Если он жив, это значит, что ты сын раба, Эфрон.
– Молчи, раб! – срывающимся от ненависти голосом закричал мальчик.
– Молчу, – покорно согнул спину Абас.
– Мой отец вернется! – опять закричал мальчик.
– На все воля богов, – равнодушно проговорил раб.
– Нигнас обещал взять меня в Хаттусас, – продолжал волноваться мальчик. – Я принесу жертву у скалы шествующих богов! Они помогут! Они вернут моего отца!
– Там приносят в жертву людей, – тихо сказал Абас.
– Рабов! – поправил его Эфрон.
– Рабов, – согласился Абас. – Таких как я. Но чаще рабынь. Таких как Каттими.
– Никто не может убить вас, – отрезал Эфрон. – Вы наши рабы.
– Да, – печально согласился Абас и остановился.
Над серыми стенами дворов, кое-где перемежаемыми бледными пятнами зелени, слепило глаза солнце. Фигурки двух женщин с кувшинами поднимались по тропе. Абас смотрел на юго-восток.
– Там твоя родина? – спросил Эфрон, поправляя тяжелый меч.
– Да, – кивнул Абас. – Очень далеко. За Миттани. За Ассирией и Вавилоном. Там самое прекрасное место на земле. Город Сузы. Элам. Я эллипи, мальчик. Как давно это было. Так давно, что не было тебя, Каттими. Хастерза была мала, как ты сейчас. Я был воином, маленький хетт. Но я не оставлял дерево своим детям. И они, скорее всего, уже не ждут меня. Если еще живы.
Абас поднял руки и произнес несколько певучих фраз.
– Что ты сказал? – спросил его Эфрон.
– Это слова из древней легенды, – медленно проговорил раб. – Слова друга, который предостерегает героя от необдуманного поступка. На твоем языке они прозвучали бы так: “Я расскажу твоей матери о твоей славе, пусть она издаст крик. Расскажу ей о постигшей тебя смерти, пусть она зальется слезами”.
– Все также сияют звезды в глазах чудесной Хастерзы? – прищурил глаз Нигнас. Второго глаза у него не было. Уродливый шрам пересекал лицо, обрываясь на пустой глазнице. Двух пальцев не хватало на левой руке. Он зажимал оставшимися тремя пальцами круглое медное блюдо и, осторожно постукивая, наносил на край мелкий рисунок.
– Здравствуй, Нигнас, – как можно солиднее ответил Эфрон, снял с плеча меч и присел на пороге мастерской. – Я сегодня пришел с мечом отца!
– Я вижу, сын Цохара, – улыбнулся Нигнас. – Пожалуй, меч отца все еще великоват для тебя. Но сегодня я не смогу уделить времени занятиям. Мне нужно закончить жертвенное блюдо. Завтра я повезу его в Хаттусас. Это для храма.
– Ты помнишь о моей просьбе? – тревожно спросил Эфрон. – Я хотел бы принести в жертву ягненка на возвращение моего отца. Богу грозы Перуа.
– Почему именно Перуа? – удивился Нигнас.
– Мать говорит, что это древний бог нашего народа, – объяснил Эфрон. – Он был богом еще тогда, когда наши предки пришли в эти земли!
– В эти скалы и камни, – пробормотал Нигнас.
– Что за рисунки ты делаешь? – спросил Эфрон.
– Это блюдо для возношений одному из древних богов хатти, народа, который жил на этой земле до нас, – ответил Нигнас. – К каждому богу следует обращаться на языке, который он понимает. Это письмена хатти. Уже завтра жрец бросит на блюдо внутренности жертвы, и будет гадать.
– А не мог бы он погадать о судьбе моего отца? – затаив дыхание, спросил Эфрон.
– Слишком велика цена гадания, – ответил Нигнас. – Жрец гадает на человеческих внутренностях. Тебе придется отдать храму Каттими и Абаса. Абаса в жертву, а Каттими в уплату обряда. Ты готов к этому?
