Потом взял слово председатель -- пожилой мужик с отечным лицом, -- он напомнил присутствующим существо разбираемого вопроса, мотнул головой в сторону присяжных, адвоката и обвинителя, кивнул также на меня и объявил заседание открытым. Все одновременно поднялись и выслушали с торжественными лицами государственный гимн. Некоторые, я заметил, закатили под череп глаза и пытались подпевать. Потом все сели, и я сел тоже. Про себя я проговаривал свою речь.
Было извлечено на свет заключение следствия, секретарь, вооружившись очками, зачитал громким голосом мнение следственной бригады. Мнение было однозначное: Я убил! Убил, будучи в ясном уме и полной памяти, то есть осознавая свои преступные действия. В конце, правда, имелась приписка - особое мнение следователя, -- согласно этому мнению обвиняемый (то есть я) страдает особой формой психического расстройства, не известного науке, но весьма опасного. Это должно было смягчить мою участь, но по мне так лучше бы этой приписки не было.
Затем повел свою партию обвинитель. Он подробно описал мои действия в день накануне убийства (словно это что-то могло доказать или опровергнуть), потом нарисовал мой психологический портрет -- довольно мерзкого типа, которому я бы не подал руки даже будучи пьяным, -- после, используя природную фантазию, нарисовал картину убийства мною двух беззащитных людей. Рассказывал он так живо, что некоторые слушатели побледнели, а когда он вытащил и помахал в воздухе окровавленным кухонным ножом, то две или три женщины упали в обморок и возникла небольшая заминка.
Я спокойно слушал обличительную речь и иногда улыбался.
Потом выдвинулся вперед адвокат.
-- Я согласен со всем, что здесь говорилось, -- сразу сообщил он, оглядывая исподлобья зал, -- но однако же хотел спросить уважаемого прокурора: -- каковы мотивы убийства? Ради чего обвиняемый убил двух человек, да еще своих хороших товарищей? Тут нет ограбления, нет ревности, нет давней обиды и никакой другой причины. Также я спрашиваю: как объяснить столь странное поведение убийцы? Почему после совершения столь чудовищного преступления он идет и ложится как ни в чем не бывало спать, а утром запускает в дом полицейских и сам приводит их на место преступления? Прошу также учесть заключение психолога, который характеризует подозреваемого как уравновешенного человека, способного контролировать свои поступки и не склонного к беспричинной жестокости.
-- А на жестокость по причине он, стало быть, способен? -- спросил с места обвинитель.
-- На жестокость по причине мы все способны, -- ответил мрачно адвокат.
Мне понравился его ответ, и я стал слушать внимательно.
-- Но оставим в стороне эмоции, -- сказал защитник и сильно выпятил грудь, -- укажите мне! -- попросил он неизвестно кого, -- укажите мне хотя бы одну улику, прямо показывающую на убийцу! Есть такие улики?.. -- спросил он, и сам же себе ответил: -- Нет, таких прямых улик нет! Никто не видел, как обвиняемый наносил удары ножом своим жертвам, и никто, потому, не может взять на себя смелость сказать, что он и есть кровавый убийца.
-- А отпечатки пальцев на ноже? -- снова спросил зловредный прокурор.
Защитник повернулся к нему.
-- Этот нож бывал в руках у обвиняемого сотни раз. Естественно, что на нем имеются отпечатки его пальцев. Я бы удивился, если бы их там не было. Вот это действительно было бы странно.
-- Скажите еще, что вы бы удивились, если бы в кухне этого человека не было двух трупов и что это было бы вам странно, -- снова подал голос прокурор.
-- Давайте не будем устраивать тут балаган, -- проговорил защитник и красноречиво посмотрел на председателя. Тот встрепенулся и, схватив молоточек, постучал по прилавку, то есть, я хотел сказать, по столу.
-- Протест принимается! -- сказал он хрипло. -- Я попрошу соблюдать тишину и не мешать выступающему. Всем будет предоставлена возможность высказаться.
Адвокат продолжил. Речь его была длинна, но хороша. Я слушал ее с удовольствием и все внимательнее присматривался к мрачноватому человеку, вызвавшемуся неизвестно по какой причине защищать меня. В душе он, быть может, и считал меня убийцей -- я слишком хорошо это понял во время наших продолжительных бесед, -- но вот поди ж ты, теперь он меня защищает так, будто я ему самый дорогой и близкий родственник. Что это? -- изначальная потребность в справедливости или страсть к противоречиям?.. Логика у адвоката была железная. Никто ведь не видел, как я заносил нож, следовательно, ничего определенного сказать нельзя. Он так и закончил свое выступление:
-- Невиновен! Говорю вам: этот человек невиновен.
Он пошел на место под аплодисменты зала, хотя хлопали и не все. После него заговорил криминалист. Были предъявлены фотографии места преступления, а также -- растерзанных, окровавленных тел. Я с интересом наблюдал реакцию публики. Было забавно выражение отвращения и ужаса при виде этих синтетических произведений будущего. Одно время, я знаю, возникло даже такое искусство - кто сильнее шокирует народ; и там уж выдавали такие, я прошу прощения, натюрморты, от которых у неподготовленного человека запросто может случиться разрыв сердца. К счастью, данное направление довольно быстро запретили, хотя, как всегда, были активные протесты против "свободного проявления человеческого духа", но большинство решило: не надо! -- обойдемся как-нибудь без этой ерунды. Но совсем уж обойтись не получилось, и одно из проявлений данного искусства предстало теперь пред очи моих современников. Ничто не проходит бесследно и не пропадает зря в этом мире следствий и причин!..
-- Подсудимый... Подсудимый! -- услышал я и поднял голову.
Ко мне обращался председатель.
-- Вы себя нормально чувствуете? -- спросил он.
-- Да, неплохо.
-- Можете отвечать на вопросы?
-- Да, могу, конечно могу.
-- Тогда ответьте... Встаньте, пожалуйста!
Я встал.
-- Скажите, вы согласны с выдвинутым против вас обвинением?
-- Нет конечно! Я же объяснил, как все было.
-- Отвечайте -- да или нет.
-- Не согласен.
-- То есть вы утверждаете, что вы не виновны?
-- Да. То есть, нет, не виновен.
-- Хорошо, -- кивнул председатель. -- Есть у вас претензии к следствию?
-- В каком смысле?
-- Ну вы удовлетворены ходом расследования вашего дела?
-- Да как же я могу быть удовлетворен, когда...
-- Отвечайте "да" или "нет".
-- Не удовлетворен.
-- Что именно вас не удовлетворяет?
Я смотрел на председателя и читал у него на лице смертельную усталость. "Почему он не бросит это занятие? -- спрашивал я себя. -- Сидел бы дома, пил чай с вареньем и слушал вечерние новости."
-- Подсудимый, вы поняли вопрос?
