Ущелье оборвалось сразу, Юл даже не заметил этого, а почувствовал другое: стало теплее. Странно: густой смрад не мешал ему дышать, не перекрывал горло, как это бывало - просто существовал, и все. Может быть, потому, что нарастал постепенно, а может быть, потому, что другого пути все равно не было. Несколько раз впереди между деревьями возникал красно-желтый свет факелов, но Юл легко уходил от встречи: проснулись, наверное, какие-то древние инстинкты, и сквозь боль проступила телесная радость - от этого ночного, но светлого леса, от пружинящего мха под ногами, от реальной, но преодолимой опасности... он чувствовал себя странно - легким зверем - и очень свободно, так свободно, как, наверное, никогда в жизни... "Вера - как, впрочем, и сама жизнь, - живет и развивается сама по себе, не имея ни цели, ни смысла, и тот, кто желал бы приспособить ее для разрешения мирских проблем, извратил бы природу ее..." Тушхет, мыслитель реформатор первых лет династии О. Мог бы стать здешним Ганди, но - не успел... "Нельзя отнять у золота его блеск; но если сможешь ты отнять его и нанести на стены дома своего, чтобы сделать красиво, то будет у тебя только блеск на стенах, а вместо золота - ноздреватый камень; и усмехнется над тобой Создатель..." Читайте Тушхета, отец Александр, и вы почувствуете дивный вкус сомнений... впрочем, вы, возможно, уже усомнились... да и может ли честный человек жить, не сомневаясь?..
Он хотел проскочить между двумя группами с факелами, понял, что вылетит сейчас на открытое место, хотел вернуться - там тоже уже были факелы. Он попал в кольцо. Сохраняя в себе звериное, приник к земле, скользнул к купе деревьев Шу, протиснулся между мохнатыми стволами, приник к ним. Теперь его нельзя было увидеть с трех шагов.
Деревья Шу стояли на краю поляны, а в центре поляны росли деревья Игри: как обычно, два больших, а вокруг - с десяток поменьше. Деревья Игри напоминали длинные толстые морковки, растущие наоборот - корнем в небо. Из стволов под прямым углом торчали голые сучья, и только на концах их, как метлы, курчавились ветви с тонкими сухими листьями, шелестящими даже при полном безветрии. На сучьях висели Игрикхо - их было множество. По краю поляны стояли и ходили люди с факелами, звучала неразборчивая речь и изредка - брань. Потом все зашевелилось, факелы стали подниматься и опускаться, задавая какой-то ритм, а потом Юл увидел - в полусотне шагов от себя - группу иерархов Терксхьюм и с ними - отца Александра! Было там еще несколько православных священников, но Юл на них не смотрел. Он стал выбираться из своего убежища, и тут грохнул первый выстрел, пауза - и началась пальба.
Люди с факелами и ружьями окружили деревья и стреляли вверх и Игрикхо, как перезрелые плоды, срывались с сучьев и падали вниз, на лету раскидывая руки и ноги - и становясь безобразно похожими на людей, потом кто-то, надрываясь, кричал: разойдитесь, разойдитесь! - и сквозь толпу потащили телегу с бочкой, взревел мотор помпы - и из шланга хлынула огненная струя, и три дерева сразу заполыхали огромным костром. Игрикхо, горя, посыпались на землю и бросились бежать сквозь толпу, раздался нечеловеческий вой, снова затрещали выстрелы... один из Игрикхо бежал прямо на Юла, упал и стал корчиться - сквозь охватившее его пламя было видно, как лопается кожа и расползается плоть - но он был еще жив и пытался ползти...
Юл как сквозь воду видел, как наплывает на него - неровно, колыхаясь и покачиваясь - группа иерархов с отцом Александром среди них, как поворачиваются в его сторону головы и как движутся - медленно, преодолевая сопротивление - люди. Факелы пылали, и справа с ревом взлетело вверх пламя горящих деревьев. За иерархами стояли еще кто-то, и Юл не сразу понял, что это студенты - "ведомые Создателем"; факелы и ритуальные синего железа мечи были у них... и то ли показалось, то ли правда - среди многих лиц он узнал отца Никодима - но это было совсем неважно... Юл стоял перед отцом Александром и должен был немедленно, прямо сейчас ему все объяснить - но отец Александр смотрел сквозь него, и в глазах его плясало пламя... в безумных, широко открытых глазах... "Остановитесь! - закричал Юл. Остановитесь!!!" Отец Александр смотрел на него и не узнавал. В последней надежде прорваться к нему Юл протянул к нему руки - а мысль метнулась сразу в двух направлениях: позвать отца Никодима и объяснить ему все - и обратиться к иерархам и попытаться растолковать, как бы трудно ни было, что такое запах, гормоны и все остальное... Он повернулся к одному из иерархов - и тут боковым зрением увидел мгновенный синий высверк и почувствовал томящую боль в плечах... и земля подлетела и ударила в лицо, и повернулась, замерев косо над головой. Небо, полное звезд, было под ним, и в небо это падал огненный поток, скручиваясь спиралью, и по одному краю неба занималось от пылающих факелов, а на другом краю неба стоял великан, воздевший руки так, будто кричит кому-то далеко - только лица у великана не было, и это было мучительно неправильно, а потом небо стало вздуваться громадным нарывом - великан сделал шаг - черный огонь разрывал небо изнутри и готов был прорваться, и прорвался - великан сделал еще шаг и стал падать вперед - и хлынул, затопляя все в мире - и из шеи великана ударили черные струи, и Юл закричал в ужасе и бросился бежать, но двинуться не смог и крика своего не услышал...
- Скотоложец, - сказал иерарх, трогая носком сапога голову, лежащую в траве. - Можешь пойти и вздрючить сам себя. Ты хотел, чтобы мы продолжали скармливать своих детей этим скотам. Но Создатель распорядился иначе...
Отец Александр не слышал его. Он мучительно старался понять, чего от него хотят эти люди вокруг. Слишком много огня, слишком много огня, огонь мешает сосредоточиться...
Инок Георгий посреди темноты, воздев к небу скованные руки, молил:
- Вразуми, Господи! Вразуми, Господи! Вразуми, Господи, вразуми, вразуми!..
Ответом было молчание.
К концу шел двенадцатый день священного месяца Ринь. Новый день наступал только с восходом солнца...
