Дон Кихано я Росинант стояли под навесом.
— Помнишь, прошлый раз ты говорил: человек — плод своих деяний?
— Да. Память о людях остается только в их делах, — ответил кентавр.
— Я принял решение! — решительно сказал идальго. — Жизнь проходит, а я остаюсь наедине со своими мыслями. Нет больше сил терпеть! Нужно совершить Поступок! Ведь кто-то должен в наше лживое время, когда с именем господа на устах продаётся и покупается всё: женская нежность, сыновняя привязанность, товарищество — кто-то должен показать людям пример бескорыстия и благородства! Это будет своего рода паломничество… Я пойду по Испании и во имя любви — только любви! — стану защищать страждущих и обиженных. И проповедовать, неустанно говорить людям о том, что человек это удивительное, прекрасное и свободное существо. Природа дала ему замечательные качества — силу ума, воображение, чуткое сердце. Дала умелые руки, способные осуществить самый дерзновенный замысел! И только от самого человека зависит, куда направит он свой дар: пойдёт ли по тропе жадной, прожорливой твари или по широкой дороге, на которой его ждут бесконечные подвиги духа!
— Ах, сеньор, как славно вы сказали! — воскликнул Росинант. — Я пойду с вами! И буду до конца, что бы ни случилось! Тяжкие испытания ждут нас на этом пути. Но кто-то должен начать… Сквозь смех и слезы, сквозь грязь и кровь — вперёд, к новому Человеку!
В окно, закрытое тяжёлой решёткой, заглянула багровая усатая рожа стражника.
— Давай его сюда! — крикнул он. — Здесь сидит этот, сухорукий! Как раз до пары — не тюрьма, а лазарет! — И оглушительно захохотал.
Дона Кихано, избитого, оборванного, втолкнули в камеру.
Седой, уставший человек поднялся с лавки и шагнул к нему навстречу. Левая рука, словно плеть, висела у него вдоль тела.
— Разрешите представиться — рыцарь печального образа Алонсо Кихано.
Человек криво усмехнулся, учтиво раскланялся.
— Мигель Сервантес — рыцарь несчастного образа и по совместительству сборщик налогов, посаженный по ложному обвинению в недостаче. А вас, позвольте узнать, за что поместили в этот старинный замок?
— Ах, сеньор, это долгая история!
— Расскажите, нам торопиться некуда.
— Ну ладно… Слушайте… Какое счастье, что они не схватили Росинанта. Верный Санчо не даст ему пропасть! Нет, рано мы пришли в этот мир! Никто нас не поймёт! Уж лучше действительно прослыть сумасшедшим, чем попасть в лапы к церковникам!
— Успокойтесь, дон Кихано. Давайте с самого начала.
Идальго грустно улыбнулся и чуть нараспев произнёс:
— Едва светлокудрый Феб распустил по лицу красавицы Земли золотые нити своих волос, как знаменитый рыцарь дон Кихано Ламанчский, встав с изнеживающих перин, вскочил на своего верного коня Росинанта и пустился в путь…
— Глупая история! — возмущённо сказал Треверс. — И книга дурацкая! Нельзя смеяться над больным человеком. Тем более им восхищаться…
— Почему ты считаешь его больным? — удивился Никита.
— Потому что только слабоумный может испытывать добрые чувства ко всем подряд. Люди разные! Есть чёрные и белые, христиане и мусульмане, коммунисты и капиталисты, работящие и ленивые, плуты и простаки… Могу ещё назвать миллион различий! И что же, прикажешь всех любить?
— Да, мир разобщён… — задумчиво произнёс Патрик. — Но на краю бездны жизнь заставит вас протянуть друг другу руки.
— Какой бездны? — теперь уже изумился Тренере.
Кентавр чутко повёл ушами. Он услышал чьи-то торопливые шаги.
— Сэр! Сэр! — В конюшню вбежал взволнованный дворецкий, за ним стражники, повара, прислуга, садовники. Лица у всех были искажены от страха. — Сэр! Только что передали по радио! На атолле Корундо проводили подземный ядерный взрыв…
— Ну и что? Это бог знает где.
— Что-то там… у них… пошло вразнос! Образовалась огромная волна. Она идёт через океан. Уже смыла на своём пути несколько островов. Через пятнадцать минут будет у нас!
— Доигрались… — тихо сказал Патрик и многозначительно посмотрел на Джона.
Это простое слово сразу заставило Треверса поверить в опасность.
— Чёрт возьми! — выругался он. — Катер не поможет! Самолёт?
— Два часа, как вылетел, — развёл руками дворецкий.
— Мой воздушный шар! — вспомнил Треверс. — В ангаре! Там баллоны с газом! Быстро надуть!
Слуги бросились выполнять распоряжение.
— У него большая корзина? — спросил Никита.
— На нас троих хватит.
— А эти люди? Они что же, погибнут?
— В конце концов я им хорошо платил!
— Я останусь, — спокойно произнёс Патрик. — Я всего лишь странное животное — голос Природы, направленный к человеку. Я сказал, что она думает о вас, и теперь могу спокойно уйти в небытие. Я выполнил своё предназначение.
Призывно загудел внутренний телефон. Треверс схватил трубку.
— Сэр! Скорее! Всё готово! Мы уже её видим!
Джон и Никита подбежали к окну. На горизонте вырастала огромная серо-зелёная стена воды.
— Быстрее, садитесь на меня! — воскликнул Патрик.
Спорить было бессмысленно. Мальчики вскочили на кентавра. Патрик стремительно рванулся по крутой, каменистой дорожке — туда, где на обрыве скалы колыхалось красное полотнище воздушного шара.
Люди забились в корзину. Телохранители Треверса даже здесь были с оружием. Джон понял: выгнать их не сможет.
— Проклятье! — прохрипел он. — Какое-то наваждение! Откуда оно взялось! Патрик, может это очередное твоё «видение»?
— К сожалению, это реальность. Не медлите! Прощай, Никита… — Он наклонился к его уху и прошептал: — Проследи за Земфирой. У неё должен быть мой жеребёнок.
Зеленков наконец осознал — сейчас он навсегда потеряет своего друга.
— Нет! Не хочу! Я останусь с тобой!
— Сэр! Она совсем рядом! — истошно вопили стражники.
— Иди!.. — Кентавр подтолкнул Никиту. — Ты в начале жизни! Помни, чему я учил…
Страшный, булькающий рёв с каждой секундой нарастал. Бурая стена приближалась, неотвратимо наваливалась на остров.
Патрик приподнял копыто — тонкая скаковая подкова болталась на одном гвозде. Видимо, он сорвал её во время скачки по горной тропе.
— Возьми, некоторым она приносит счастье.
Зеленков дёрнул, подкова осталась в его кулаке.
Кентавр повернулся и, прихрамывая, пошёл в сторону берега, навстречу цунами.
— Проклятье! — снова воскликнул Треверс. Он схватил Никиту за шиворот, затолкал в корзину и с размаху ударил топором по канату.
Шар тяжело поднялся на несколько метров и повис в воздухе.
— Всё лишнее — за борт! — приказал Джон.
