На ногах остался один Памир.
Воистину отсюда открывался прекрасный вид. С распоротой грудью, с тысячью аварийных генов, велящих телу отдохнуть, он смотрел на просторы Откола. Тридцать километров, залитые светом множества ярких, как солнце, огней, вершина инженерного мастерства, а может, и просто шедевр искусства. Бесчисленные авеню, вливающиеся в Откол, часто несли воду и прочие жидкости, и капитаны-инженеры разработали систему аэрорек — алмазных труб, сплетающихся в клубок колец и спиралей, и маленьких озер, при помощи невидимых устройств парящих в пространстве. А еще тут всегда летали существа органические и неорганические, живые и не живые, — наполняя воздух напевным гудением миллионов радостных голосов, и стены устилали леса грибков-эктопаразитов, и влажный ветерок не стихал шестьдесят тысяч лет — и Памир забыл, зачем он стоит здесь. Что это за место? Обернувшись, он обнаружил прекрасную женщину с ужасной раной в груди, просящую его сесть. «Пожалуйста. Садитесь. Сэр, — говорила она, — пожалуйста, пожалуйста, вам нужно отдохнуть».
Вера Многих Соединившихся.
Вопрос, где она появилась впервые, веками оставался предметом разногласий. Несколько разбросанных по космосу солнечных систем выглядели подходящими кандидатами, но ни один эксперт не решался утверждать что-то наверняка. Так же как ни один пророк или извращенец не приписывал себе чести основания этой квазирелигии. Но некоторые джей'джелы полагали, что каждая разумная душа равноценна. Тела — всего лишь фасады, особенности метаболизма — мелкие детали, а социальные системы рознятся точно так же, как жизни индивидуумов, в соответствии с личным выбором, прихотями и спорным чувством справедливости. Значение имеют только души во всех этих странных оболочках. А мудрая душа желает сдружиться с субъектами из разных слоев пространства и времени и, если возможно, полюбить их, слить сущности воедино посредством древних наслаждений плоти.
Итак, пророка не существовало, и Вера не имела места рождения, что для истинных верующих было проблемой. Как могла такая сложная, многогранная вера вырасти одновременно в нескольких удаленных друг от друга местах? Но недостаток может оказаться и благословением. Совершенно ясно, что священный механизм перевернул Вселенную, и эта сплоченность лишь доказывала послушникам, как правильна и непререкаема их религия. Разве что Вера была естественным отростком природы джей'джелов: общительные расы перебрасываются через пространство, дома принадлежат тем, кто могущественнее, а игра «стань любовником того, кто велик» так же неизбежна и обыкновенна, как хождение босиком на своих двоих.
Памир придерживался общепринятого мнения.
Секунду он рассматривал собственные босые ступни, затем вздохнул и принялся изучать руку, плечо и грудь. Раны уже зажили, не оставив на коже и рубца, внутренние органы быстро возвращались в идеальное состояние. Он уже достаточно оправился, чтобы сидеть, но вместо этого лежал в мягком шезлонге на свежем воздухе патио, слушая песнь льянос вибра. Он был один, алмазная стена спальни стала черной и непрозрачной. Некоторое время мужчина размышлял о вещах очевидных, а затем принялся перебирать изощренные варианты, проистекающие из очевидного.
Вор — зарегистрированный уголовник с длиннющим послужным списком — падал несколько километров, прежде чем регулярный патруль безопасности заметил его и выудил из неба, пока негодяй не испортил день еще кому-нибудь.
Неудачника арестовали, и пару веков он теперь проведет в тюрьме, отвечая за последнее преступление.
— Вот дерьмо, — пробормотал Памир.
— Сэр? — заговорили апартаменты. — Что случилось? Могу ли я чем-то помочь?
Памир взвесил предложение и ответил:
— Нет.
Потом сел и сказал:
— Одежда.
Форма техника окутала его. Дырки в ткани тоже стянулись, хотя и не так качественно, как на теле. Пару секунд он рассматривал бурую коросту засохшей крови.
— Ботинки?
— Под шезлонгом, сэр.
Памир вытянул ноги — и в этот момент в спальню вошла она.
— Я должна поблагодарить тебя, — заявила Розелла, высокая и как-то обыденно элегантная в длинном сером халате и босиком. Выглядела она прелестной, но грустной, и при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что печаль женщины вызвана не только сегодняшним днем. — За все, что ты сделал, — спасибо.
От нескончаемого потока слез глаза ее распухли и покраснели.
Мужчина смотрел на женщину, а женщина на мужчину. Секунду ему казалось, что она ничего не видит. Затем Розелла вроде бы осознала внимание гостя и, вздрогнув, сказала:
— Оставайся сколько тебе угодно. Мой дом накормит тебя, и, если хочешь, можешь взять все, что тебя заинтересует. На память…
— Где кристалл? — перебил ее Памир.
Она прикоснулась к ложбинке между грудей. Дармион вернулся домой, угнездившись возле стойкого сердца. Полдюжины рас верили, что кристалл дарует своему владельцу острую любовь к жизни и бесконечную радость, — только вид этой погруженной в депрессию женщины опровергал досужие вымыслы.
— Мне не нужен твой камешек, — буркнул он. Женщина явно не обрадовалась и не испытала облегчения.
Кивнув, она в последний раз сказала:
— Спасибо, — намереваясь завершить беседу.
— Тебе необходима более надежная система безопасности, — заметил Памир.
— Возможно, — равнодушно согласилась она.
— Как тебя зовут?
— Розелла, — уронила она, а потом добавила фамилию. Человеческие имена длинны, сложны и громоздки. Но она произнесла все, не запнувшись, после чего посмотрела на мужчину совсем иначе. — А как мне называть тебя?
Он воспользовался именем своей последней личности.
— Ты знаком с системами безопасности? — спросила Розелла.
— Лучше многих. Она кивнула.
— Хочешь, чтобы я занялся твоей?
Вопрос позабавил женщину. На молочно-бледном лице расцвела улыбка, на мгновение показался острый розовый кончик языка.
— Нет, не моей. — Словно он и сам должен был догадаться. — У меня есть добрый друг… добрый старый друг… которого мучают страхи…
— Он в состоянии заплатить?
— Заплачу я. Скажешь ему, это мой подарок.
— И кто же этот озабоченный парень?
— Галлий, — ответила она на иноземном языке. Искренне удивленный, Памир осведомился:
— Чем же, черт побери, занимается этот удалец, если признался, что он боится?
Розелла благодарно кивнула.
— Он ни в чем не признался, — сказала она и улыбнулась снова… на этот раз теплее. Соблазнительно и нежно, даже очаровательно, и образ прекрасного, озаренного улыбкой лица еще долго не покидал Памира после того, как он вышел из апартаментов и отправился к месту следующей работы.
