— Выполнять! — рявкнул принц.
— Как будет угодно вашему…
— Молчать!
Погребец завел Милу руки за спину, замкнул кандалы.
— Ведите.
Отправились: капитан с фонарем, Мил, два гвардейца. Принц на казнь не пошел.
Спустились по винтовой лестнице, вышли во двор с белыми шарами фонарей и нацеленными на город орудиями. Обогнули здание, пересекли сад, где под ногами похрустывал песок на аллеях, а деревья раскинули над головой непроницаемо-черный полог. Свет фонаря, который нес Погребец, позволял увидеть скульптуры из белого мрамора.
Клетку с рокконом от сада отделяла каменная стена с окованной железом дверью. Капитан отворил дверь, петли взвизгнули, словно объявляя о визите. Судя по напряженной спине, Погребцу было изрядно не по себе. Роккону ничего не стоит плюнуть в любого, кто приблизится к клетке. Капля слюны прожжет тело насквозь…
Где-то начали бить часы. Мил считал удары: четыре… восемь… одиннадцать. Казнь должна состояться до полуночи. Времени навалом.
Из темноты блеснула сеть, натянутая на клетке: множество острых белых огоньков. В клетке шевельнулось что-то большое и жесткое.
— Осужденный доставлен, господин роккон, — пробормотал капитан Погребец. — Его величество просит вас привести в исполнение приговор. — Он отомкнул висячий замок, отворил низкую дверцу. — Входите, господин Дружен. — Капитан подтолкнул Мила, желая поскорее закончить дело и избавиться от опасного соседства.
Нагнув голову, Мил вошел. Дверца лязгнула, закрывшись; в замке дважды повернулся ключ.
— Всего хорошего, господин Дружен. Будьте здоровы. — Капитан с гвардейцами устремились прочь.
Из темноты на Мила смотрел желтый глаз. Спустя минуту раздался тяжкий вздох.
«Допрыгался», — мысленно сказал роккон.
«И не жалею», — отозвался Мил, напрягая скованные за спиной руки. Два слабых звенышка легко разошлись, цепь отвалилась от колец на запястьях. Спасибо Снежику за «королевские» кандалы.
Мил шагнул к разделяющей их с рокконом решетке, взялся за холодные прутья. Посмотрел на пленника зрением Разноглазых.
Коричневый с бронзовым отливом, с поперечными пластинами на груди, точно латник. Роккон сидел на полу, как человек, обхватив колени когтистыми лапами, и опущенные крылья прикрывали его, словно плащ. Морда… нет, пожалуй, лицо — лицо не было ни человеческим, ни звериным. Узкое, вытянутое вперед, от носа вверх через лоб шел частый гребень костяных шипов. У роккона в самом деле оказался только один глаз, светящийся желтым. Левая пустая глазница была прикрыта жесткой чешуйчатой кожей.
«Как тебя зовут?»
«На твоем языке мое имя значит „шум, грохот“.
«Рокот, — обрадовался Мил. — Правду говорят, будто рокконы и Разноглазые — дальние родственники?»
«Они дети одной матери, Дурынды, — ответил недовольный Рокот. — Умники рокконы народились от отца Дурмалая, а Разноглазые олухи — от отца Обалдуя. Вот и встретились братья в клетке».
«А правда, что рокконы могут раз в десять лет обращаться людьми?» — не отставал Мил.
«Рокконы превращаются в дураков. А после затевают лететь над королевским дворцом, спьяну цепляются за шпиль, падают на крышу и ломают себе крыло».
Мил не сдержал усмешки.
«Смейся вволю! — вскипел Рокот. — Обхохочешься, когда посидишь тут…» — он запнулся, тяжко вздохнул.
«Прости, — сказал Мил покаянно. — Как нам отсюда уйти? Ты придумал?»
«Чуть только состоится казнь, принц освободится от нашепта. Сможет открыть клетку».
«А без казни не обойтись?»
«Я четыре зимы пытался».
«Почему же ты не казнил учителя Вольфганга?»
«Он и без меня помирал. Хрипел, держась за грудь, звал лекаря».
«Однако Вольфганг терзал принцессу».
«Знаю. Но это случилось с моей помощью. Виновен я».
«Ты шутишь?!»
Роккон засмеялся. Слухом Разноглазых Мил услышал горький, на всхлипе смех, обычным слухом — громкое шипение.
«Поняв, что сам освободиться не в силах, я договорился с принцессой. Рассказал ей, на какой клумбе садовник выращивает чуд-корень для королевы; без чуд-корня этой туше ничего не надо, она без него даже есть не может. Я объяснил, как высушить корень и стереть в порошок; рассказал, какую малую щепотку взять… Мы условились: когда она всласть натешится с человеком, который ей нравится, но на нее взглянуть не смеет, тогда она выкрадет у Властимира ключ и отопрет клетку. Юная дурочка все поняла, все запомнила. И вдвоем с Вольфгангом нанюхалась чуд-корня до безумия. Дальше ты знаешь, что было».
Мил выпустил прутья, развернулся, привалился к решетке спиной. Кругом было темным-темно, ни единого проблеска.
«Рокот, — снова начал он, — если ты сумел договориться с принцессой, почему не объяснил все принцу?»
«Я могу общаться с Разноглазыми. С тобой, с советником Ильменем… только он не желает иметь дело с рокконом. А принц меня просто не слышит. Его дар спит».
«А Верния?»
«Она — женщина. К тому же юная, почти ребенок. Очень постаравшись, я сумел до нее докричаться».
«Лучше б докричался до меня», — печально заметил Мил, жалея принцессу, Вольфганга, роккона.
«Ты был далеко. — Рокот шевельнулся, скрипнул жесткими крыльями. Предложил: — Хочешь вина? Принц носит угощения. Фазанов, сласти, вина. Будешь?»
Мил ничего не хотел, но согласился на вино, чтобы не обидеть хозяина. В темноте о металл звякнуло стекло. Он нащупал поданную рокконом бутыль, выдернул пробку, принюхался.
«Настойка на горных травах?»
«Она самая».
Мил отпил из горлышка. Властимир не солгал: настойка была отменно хороша. Помня совет не увлекаться, Мил сделал второй глоток и поставил бутыль на пол.
«Принц меня каждый день навещает, — сообщил Рокот. — Слуги боятся, а он — нет. В клетке я сам прибираюсь, а он поганое ведро уносит, старое сено. Воду таскает через весь дворец, из какого-то Серебряного фонтана. Уверяет, будто целебная… Новости дворцовые рассказывает. Без него я бы совсем пропал. Он мне даже дружку свою подарил. Хочешь взглянуть?»
«Покажи».
Зрением Разноглазых Мил увидел прозрачное, светящееся голубоватым существо, похожее на бесхвостого, безухого зверька. Дружка с интересом смотрела на Мила синими огонечками глаз.
«Она поначалу тосковала без принца, — продолжал Рокот. — Он у нее прощения просил, уговаривал: дескать, роккону ты нужнее, он совсем один в клетке… Привыкла. Хочешь потрогать?» — Он подцепил дружку когтистой лапой и поднес к решетке. Дружка забеспокоилась, голубоватое свечение затрепетало. «Не бойся, он — свой», — сказал роккон, и она притихла, лишь синие огоньки глаз вспыхнули ярче, когда Мил осторожно ее коснулся. От дружки исходило уютное тепло, чувство покоя и защищенности.
