– Он был не слабоумным, – возразил Поллетти, – а рабом своих привычек.
– Неважно… Англичанин оказался легкой добычей, – продолжал Сильвестре, – мечтой любого Охотника. Затем ты стал Жертвой, а твоим Охотником был девятнадцатилетний юноша, страдавший от безответной любви. И снова убийство не составило для тебя особых трудностей; между прочим, по-моему, бедный мальчуган просто искал такой способ самоубийства, против которого не возражало бы общество.
– Ничего подобного, – ответил Поллетти. – Юноша оказался немного рассеянным.
– А когда ты стал Охотником в третий раз, в качестве Жертвы тебе попался этот нелепый немецкий барон, думавший только о лошадях.
– Действительно, справиться с ним было нетрудно, – признался Поллетти.
– Справиться со всеми было нетрудно! – воскликнул Сильвестре. – Неужели ты думаешь, что так будет продолжаться вечно? А теория вероятности? Просто тебе еще ни разу не попался хороший противник! Больше ты не сможешь одерживать победы, не используя умственные способности, быстроту реакции, интуицию, без тщательной подготовки.
– Послушайте, профессор, я не так уж плох. Смотрите, уже почти двадцать четыре часа, как я являюсь Жертвой в своей четвертой Охоте, и еще ничего не произошло.
– За тобой уже наверняка следят, – заметил Сильвестре. – Твой Охотник изучает тебя, манеру твоего поведения, выбирает наилучший момент для нанесения удара. А ты даже не подозреваешь об этом.
– Очень в этом сомневаюсь, – возразил Поллетти с чувством достоинства.
– Вот как? Он сомневается! Ну что ж, посмотрим, как ты справишься с опознанием.
Профессор Сильвестре снова нажал кнопку. В зале стало темно. Он нажал на другую кнопку. У противоположной стены возникли пять человеческих фигур. Четверо из них были подставные «ангелы», по терминологии Охоты, – многие выражения сохранились со времен легендарной Второй мировой войны. Один был убийцей, и Поллетти предстояло его опознать.
Поллетти внимательно посмотрел на фигуры. Они изображали полицейского, швейцарскую стюардессу, священника-иезуита, носильщика из отеля и иорданского араба. Они медленно подошли к дивану и исчезли.
Сильвестре включил свет.
– Ну? Кто из них был Охотником?
– Нельзя ли взглянуть еще раз? – попросил Поллетти.
Профессор отрицательно покачал головой.
– Я и так дал лишнюю секунду.
Марчелло потер подбородок, взъерошил волосы и нерешительно произнес:
– Араб показался мне каким-то подозрительным…
– Неправильно!
Сильвестре снова нажал кнопку, и у дальней стены возник иезуит, фигура которого в освещенном зале казалась прозрачной, но была хорошо видна.
– Взгляни, – сказал Сильвестре. – Иезуит, вне всякого сомнения, не тот, за кого пытается выдать себя. Буква «И», первая буква в названии его ордена, видна как на правой, так и на левой стороне груди. Ведь это сразу его выдает!
– Я никогда не обращал внимания на иезуитов, – пробормотал Поллетти, вставая и звеня монетами в кармане.
– Но в Риме они попадаются на каждом шагу! – воскликнул Сильвестре.
– Именно поэтому я никогда не обращал на них внимания.
– Как раз поэтому ты должен был замечать их! – В голосе Сильвестре звучало возмущение. – Фальшивая деталь в традиционной одежде – самый верный признак и сразу должна вызвать подозрение. – Он печально покачал головой. – Когда я принимал участие в Охоте, мы обращали на подобные вещи особое внимание. Ничто не ускользало от моего взгляда.
– Ничто, кроме банана со взрывчаткой, – подхватил Поллетти.
– Верно, – согласился профессор. – Этот парень из Нигерии узнал о моем пристрастии к тропическим фруктам.
– Насколько я помню, у вас были и некоторые другие ошибки, – уколол учителя Поллетти.
– А я и не скрываю, – голосом, полным достоинства, произнес Сильвестре. – Мне всегда не везло, поэтому теперь я стараюсь научить других избегать моих ошибок. У меня были весьма способные ученики. Боюсь, Марчелло, ты к ним не относишься.
– Пожалуй, – согласился Поллетти.
– Ты закончил полный курс обучения. Нельзя сказать, что у тебя начисто отсутствуют способности. Но какое-то глубоко засевшее безразличие, равнодушие мешает тебе вложить душу и сердце в самое благородное занятие человека – Охоту!
– Пожалуй, вы правы, – признался Поллетти. – Почему-то интерес к этому у меня быстро исчезает.
– Наверное, в твоем характере есть какой-то серьезный недостаток, – печально произнес профессор Сильвестре. – Какая судьба ждет тебя, мой мальчик?
– По-видимому, я умру, – заметил Поллетти.
– Да, пожалуй, – согласился Сильвестре. – Но тут возникает другой вопрос: как ты умрешь? Будет ли твоя смерть великолепной, как гибель камикадзе, или жалкой, как у загнанной в угол крысы?
– Не вижу особой разницы.
– Что ты! Между этими смертями колоссальная разница! – воскликнул профессор. – Раз уж ты не можешь хорошо убивать, сумей по крайней мере красиво умереть. В противном случае ты навлечешь позор на свою семью, друзей и на школу тактики жертв профессора Сильвестре. Никогда не забывай лозунг нашей школы: «Умирай не хуже, чем убиваешь!»
– Постараюсь запомнить. – Поллетти встал.
– Мой мальчик! – Сильвестре тоже поднялся и положил стальную руку на плечо Поллетти. – Твое кажущееся равнодушие – всего лишь прикрытие глубоко скрытого мазохизма. Ты должен бороться не только с Охотником, угрожающим твоей жизни, но и с более опасным врагом внутри себя.
– Постараюсь. – Поллетти попытался подавить зевоту. – Но сейчас я должен спешить, у меня назначена встреча…
– Конечно, конечно, – сказал профессор. – Однако нам следует решить небольшую проблему платы за обучение; этим можно заняться прямо сейчас. После сегодняшнего урока сумма составляет триста тысяч лир. Если ты можешь…
– В данный момент не могу, – поспешно ответил Поллетти, заметив, что рука профессора из нержавеющей стали находится всего в дюйме от его сонной артерии. – Но завтра утром, как только откроются банки, я заплачу все.
– Ты мог бы сейчас выписать мне чек, – предложил Сильвестре.
– К сожалению, у меня нет чековой книжки.
– К счастью, у меня есть.
– Мне очень жаль, но я не могу выписать чек сейчас, потому что деньги хранятся в банковском сейфе.
Сильвестре пристально посмотрел на упрямого ученика, пожал плечами и снял стальную руку с плеча Поллетти.
– Хорошо, – сказал он. – Завтра? Честное слово?
– Честное слово, – подтвердил Поллетти.
– Закрепим наше джентльменское соглашение рукопожатием. – И профессор протянул свою стальную руку.
– Пожалуй, не стоит, – возразил Поллетти.
Профессор улыбнулся и протянул здоровую руку. Поллетти с чувством пожал ее. Внезапно Сильвестре отдернул руку и уставился на ладонь. На ней красовалась капля крови.
