– Я пар-ти-зан. Я все зна-ю. Но вам, га-дам, ни-че-го не ска-жу. Луч-ше я убь-ю вас из ав-то-ма-та…
Лобов пытался поднять руки для "выстрела", но у него ничего не получалось. Видимо, и тело его тоже было не в полном порядке. Без хмурился, тер лоб, вздыхал. Было похоже, что светлые мысли никак не хотели посещать его голову. Вдруг он радостно потер руки.
– Я вспомнил! – повернулся он к Андрею. – В нем нужно пробудить какое-то очень светлое воспоминание. Если разум его прояснится хоть на миг, считай, что он спасен.
– А какое воспоминание? – спросил Андрей.
– Теперь думать тебе. Юра – твой друг. И ты должен его знать лучше меня. Так что напрягись, пожалуйста.
И ребята, оставаясь в прежних позах, поменялись ролями. Теперь Кремнев хмурился, тер лоб, вздыхал. Но вот он на что-то решился. Андрей подошел к Юрке, тихонечко примостился рядом с ним, тяжело поднял руку, обнял друга и начал ласковым голосом ему вещать:
– Жили-были дед да баба. И была у них курочка Ряба. Снесла курочка яичко, не простое, а золотое…
"Что он несет? – промелькнуло в голове у Беза. – Какие-то дед, баба, Ряба. Свихнулся тоже, что ли?" Но тут мальчик заметил, как подобие улыбки промелькнуло на лице Лобова.
– Не останавливайся! – сказал Без Кремневу, – Кажется, есть просвет.
И Андрей продолжил повествование про золотое яйцо. К концу его лицо Юрки прояснилось совсем. Он осмысленными глазами посмотрел на Кремнева и неуверенно произнес:
– Андрюха, это ты?
– Я, Юрк, я, не сомневайся!
– Все как в тумане, ничего не соображаю. Что со мной было?
– Да так, немного шарики за ролики заскочили. Ты не переживай. Все мы здесь немного того… Теперь, Юрк, ложись и спи. И приказываю ради Даны: перед сном ни о чем не думай, кроме курочки Рябы. Иначе опять… того…
Обычно Лобов терпеть не мог, когда ему приказывали. Поэтому Андрей и добавил "ради Ланы". Почувствовал Кремнев, что из-за этой девочки мужественный Юрка пойдет на. все.
Андрей и Без вышли в коридор.
– И что это ты ему плел про какую-то курицу? – сразу же подступился к Кремневу Без. – Не понимаю, как у Юрки прояснились мозги от подобной ахинеи?!
– Это не ахинея, – улыбнулся Андрей, – а старая русская сказка. Обычно ее в детстве ребятишкам рассказывают. Когда я начал соображать, что бы такое сказать Юрке для прочищения мозгов, то вспомнил про сказки. Вот и решился. Выбрал самую незатейливую, но теплую. Ведь сказка – это детство, мама, бабушка.
Андрей застенчиво улыбнулся, а Без помрачнел и выдавал силком из себя:
– А мне мама в детстве песенки пела. Я помню. Ты здорово придумал со сказкой…
Ночь прошла относительно спокойно. Видимо, предел давления на психику был биополем исчерпан. К утру ребята ощущали лишь небольшое недомогание в теле. Завтрак им привезли прямо в комнаты. Он был тоже обильным, но налегать на пищу друзья не стали, памятуя вчерашнее испытание.
Обслуживала их все та же Яка Косовна. Укатив тележку с ' едой, она вернулась снова, распорядившись как прежде:
– За мной!
Друзья перечить не стали и гуськом поплелись за мужеподобной теткой. Яка привела их к какой-то железной двери, открыла ее и немного мягче сказала:
– Проходите.
Когда Андрей, шагнувший за порог неизвестного помещения, поравнялся с ней, Яка вдруг шепнула ему:
– Держитесь!
Кремнев заглянул ей в лицо и увидел то, чего не замечал раньше: темно-серые глаза Яки светились состраданием.
Дверь за ребятами тяжело захлопнулась, заскрежетал внутренний замок, и они остались в комнате одни. Помещение было большое, его можно было назвать даже громадным. Потолки высокие, а противоположная от двери стена в полумраке вообще еле-еле просматривалась.
– Ну и чо? – спросил Лобов.
– Поживем – увидим, – сказал Без. – Но готовьтесь к худшему.
Минут пять ничего не происходило. Затем невидимые приборы освещения стали постепенно гаснуть, и, наконец, в комнату пришла полнейшая тишина и темнота.
– Я понял, – зашептал Без Андрею и Юре. – Манипуляция номер три – это поддержание эмоционального биополя страхом. Ведь они решили, что мы – нормальные, но заболевшие дети нашего измерения. Эта болезнь называется "недо". То есть мы не добираем эмоций. Таких больных здесь все-таки стараются вылечить, правда, чудовищными методами.
– А "пере"? – спросил Кремнев, вспомнив определения доктора-попугайчика.
– К такому разряду, к сожалению, отнесли Лану. Она перенасыщена эмоциями и даже переступила запретную черту. Лана незаконно общалась с вами, читала ваши книги, не любила питаться страхом. Таких считают уродами, преступниками и относятся к ним соответственно.
– Значит, нас сейчас запугивать начнут? -спросил Лобов..
– Выходит, так. А пока давят на психику темнотой. Думаю, что на этом они не остановятся. Цибиус очень любит всяческие ужасы, загнет что-нибудь сверхъестественное.
– Держись, братва! – спокойно сказал Юрка.
…Без, Андрей и Юра стояли на широкой площади незнакомого старинного города. На них были надеты холщовые рубахи и штаны из такой же материи. На руках и ногах звенели тяжелые железные цепи. Ребята находились в толпе детей, которые тоже были закованы в кандалы. Перед ними возвышался постамент, на котором стояло богатое, обитое бархатом кресло. В нем восседал грузный краснолицый мужчина. Минуту он внимательно разглядывал детей, потом встал и начал говорить:
– Вы – дети еретиков и еретичек. Родители ваши уже давно лижут раскаленные сковороды в аду и варятся в кипящей смоле. Души их никогда не обретут покоя. Та же участь ждала бы и вас, не приди наш Священный Совет к разумному решению. И простой рыбак, и прачка знают, что яблоко от яблони недалеко падает. И ваши стопы тоже устремились бы на жизненном пути по греховным тропинкам. Мы решили не допустить этого, так как наши сердца стремятся к добру. Ваши тела предадутся очистительному огню. Души будут спасены, и Бог останется с вами!
Лобов услышал, что кто-то рядом с ним громко всхлипнул. Юрка повернул голову. За его спиной стояла девочка лет двенадцати. Сначала ему показалось, что это Дана. Девочка тоже была золотокудрая, но глаза у нее напоминали агат. Очень симпатичная была девочка.
– Ты чего? – спросил ее Юрка.
– Страшно, – ответила та, прикладывая ладони к щекам. – Сожгут ведь.
– Как сожгут?
– Разве ты не слышал, что сказал Главнейший Священного Совета? Наши тела будут преданы очистительному огню, чтобы потом мы не грешили.
– Бред какой-то!
– Но так и будет, – по щекам девочки покатились крупные, почти что с лесной орех, слезы.
И только сейчас до Лобова дошла ситуация, в которую они попали. Юра скосил глаза на друзей. Лицо Андрея покрывали красные пятна. Без стоял, сжав кулаки, и что-то бормотал. Юрка расслышал что-то похожее на голубей. "Гуля, Гулька…" – шептал Без. "И при чем тут голуби? – удивился Лобов. – И вообще они играют с нами в какие-то глупые игры. Ведь это же все лечение. Никого, конечно же, не сожгут. Постращают немного, только и всего. Чего это все так разнервничались?"
