— Дурак! Болван! Идиот! — ругал себя Николка. — Откуда только такие дураки на свет появляются? Ну, разве можно было довериться одной веревке? Нужно было сделать две, три, а он… Эх, балда!..
С сокрушенным сердцем он приступил к извлечению второй лошади — красивой и полосатой, как зебра — «гиппарионши». На этот раз на шею животного упали три петли, и сами веревки были значительно укорочены, чтобы лошадь, очутившись наверху, не могла сделать большого разбега. Кобылка поднималась из ямы с большой охотой; можно было думать, что она хорошо понимала роль веревок. Но, почуяв волю, она забыла о них и, подобно своему возлюбленному, рванулась с места в карьер — подальше от коварной ямы. Однако лианы на этот раз не сдали, — петли затянулись на шее животного так, что у него глаза вылезли из орбит и дыхание из широко раскрытого рта стало выходить с хрипом. Полузадушенная лошадь упала на колени. Николка сорвал с себя трусики, извлек из ножен кинжал и, подкравшись к кобыле сзади, вскочил к ней на спину; вторым движением его было перерезать кинжалом веревки, натянувшиеся, как струны. Лошадь, все еще лежа, вздохнула полной грудью и вдруг сообразила, что на ее спине находится инородное тело — двуногий спаситель. Вскочивши молниеносно на ноги, она попробовала сбросить его, но тот словно прилип — недаром три года прослужил в коннице Буденного. Дикие пируэты и выкрутасы взбесившейся кобылки доставляли ему громаднейшее удовольствие. Не будучи в силах сдержать буйного восторга, он даже выпустил из своей глотки нечто похожее на ржание вожака-жеребца…
Убедившись, что пируэты ничуть не помогают, лошадь обернула оскаленную морду назад, к смуглой ноге неунывающего всадника, но получила в зубы такой удар кулаком, что, света не взвидя, понеслась стрелой по долине, вдоль реки, на простор необъятных лугов… Неожиданные повороты и резкие скачки, предпринимаемые ею из стратегических соображений, веселили Николку до колик в животе. Он тут же нарек своего резвого Пегаса «Живчиком» и твердо решил взять его с собой в XX век, чтобы подарить его от имени всего завода спортивному обществу «Пролетарий». В этом обществе состояла вся заводская молодежь его района, состоял и он сам, как выдающийся физкультурник… Да, это будет номер, когда он явится на завод черный, как негр, и верхом на необыкновенной полосатой лошади! Только… согласится ли Скальпель взять ее с собой?..
Выехав на ровное место, Николка разрешил совершенно укрощенной лошади идти, как ей хочется, и она понеслась упругой иноходью, обгоняя попутный ветер.
Сидя, как в удобной люльке, всадник размечтался, но обстановка первобытной жизни, как ему вскоре пришлось убедиться, совершенно не благоприятствовала мечтанию. Лошадь вдруг шарахнулась в сторону. Потом, вытянув голову вперед, застыла в каком-то болезненном оцепенении. Они снова въезжали в долину; густые кустарники со всех сторон закрывали горизонт. Николка не сразу разглядел причину своей задержки, а когда разглядел, почувствовал приступ озноба, невзирая на солнечное пекло…
На расстоянии десяти метров от них, свернувшись в гигантские кольца, лежала чудовищной длины и толщины змея. Она была красива своей голубовато-пепельной кожей, с пятнами светлого аметиста, и ужасна — громадной головой с хищно горящими круглыми глазами и загнутыми внутрь шилообразными зубами. Глядела она, без сомнения, на лошадь и на всадника, гипнотизируя их своим неподвижным, тяжелым взглядом. Что касается лошади, то это ей вполне удалось. Николка же схватился за отточенный кинжал — животный гипноз на него не действовал.
Змея, казалось, не двигалась, но переливающаяся в лучах солнца аметистовая кожа говорила за то, что движение совершалось, хотя и крайне незаметно.
Живчик наотрез окаменел, и Николка, несмотря на весь ужас положения, отметил с юмором сходство в характерах между его новым другом и старым. Вступать в бой он не чувствовал ни малейшего желания и готов был, пожертвовав конем, задать жару. Не зная о способности гигантских змей совершать грандиозные прыжки, он беспечно ждал только того момента, когда враг приблизится к нему достаточно близко, чтобы, прежде чем удрать, пустить в него свое метательное оружие.
Когда расстояние между ними сократилось до пяти метров, в шею змеи полетела с неумолимой точностью каленая сталь.
Победа Николке досталась удивительно легко: кинжал, пущенный спокойной рукой, пронзил шею змеи через горло и позвонки… Гигантские кольца развернулись с молниеносной быстротой, аметистовая голова конвульсивно забилась у самых ног лошади… Лошадь дернулась вбок, чуть не свалив всадника, и помчалась, не разбирая дороги… Стоило больших усилий остановить ее и вернуть обратно к трупу змеи — Николка совсем не хотел терять своего единственного оружия.
Змея лежала, вытянувшись во весь рост, и занимала в длину больше 10-ти метров; толщиной она была с тело человека…
— Питон… — вспомнил Николка название змеи. — Аметистовый питон… Подобные ему и до сих пор водятся в Ост-Индии, но, кажется, не имеют таких гигантских размеров… Ах, как жаль, что здесь нет Скальпеля!.. — вздохнул он. — Не мешало бы сейчас выслушать хорошенькую лекцию на «питонью» тему…
С большими предосторожностями он слез с трепетавшей лошади и спутал ей ноги, не доверяя ее привязанности. И даже этого ему показалось мало: новой лианой он привязал ее к дереву.
Извлекая кинжал из толстой шеи питона, фабзавук подивился его плотной и крепкой коже.
— Недурно было бы из этой кожи сделать седло, — решил он и, не откладывая решения в долгий ящик, тут же содрал со спины питона широкую и длинную полосу. Свернув кожу в трубку, он привязал ее к себе за спину и двинулся в обратный путь.
Издалека еще он услышал мерный голос, диктовавший что-то или произносивший лекцию. Ни в каком случае голос не мог принадлежать первобытному человеку, но ученому медику Скальпелю — да…
Уже сильно потемнело. При свете луны вырисовывался силуэт громадного мастодонта, а возле него, непосредственно под длинными прямыми бивнями, — силуэт ученого медика с очками на носу, с берцовой человеческой костью в руках и в нижнем белье.
— Итак, мой молодой друг, — наставительно обращался к мастодонту медик, — вы, несомненно, живете на заре человечества, в первобытной эпохе, именуемой плиоценом…
Мастодонт в знак понимания дружелюбно помахивал хоботом.
— Я — первый, проникший в седую громаду веков. Я — первый разгадал и установил связь между деятельностью первобытного человека и вымиранием известных видов животных. Я — тот, чье имя будет занесено золотыми буквами в скрижали всемирной истории. Поэтому рекомендую вам относиться ко мне с уважением, приличествующим моему ученому сану и вашей солидности… Ну, а теперь отнесите меня в пещеру, ибо я, при всей своей учености, продолжаю оставаться простым смертным и, как таковой, не только хочу спать, но и кушать.
