"Кажется, я делаю ошибку. Отец учил меня избегать формальных упрощений, не пытаться втиснуть в одну оболочку разные явления. Там, где нельзя найти одной линии, не надо обманываться. Главных алгоритмов человеческого поведения несколько. О двух из них я уже знаю: труд и забота о потомстве, стремление сделать так, чтобы дети жили лучше родителей. Может быть, следующий алгоритм - любопытство, жажда познания и продиктованная этим рискованность действий. Я должен знать обо всех этих алгоритмах, с каждым из них связано дополнительное умение...". Между тем колония кокков разрослась, начала закупоривать капилляры. Но вот - Петр это хорошо видел,- учуяв неладное, к месту вторжения спешат белые тельца с мелкими ядрами внутри. Они вытягивают отростки, словно жаждут поскорее схватить врага... Петр подумал, что подобная картина была описана Ильей Мечниковым, и вспомнил, что этот человек ставил на себе десятки опасных опытов. Спросил себя: "Как я? Нет, не так. Каждый из них мог закончиться его гибелью. Он это знал. Но что-то в нем было сильнее страха перед смертью. Смелость? Не только. Любопытство? Не только. Чувство долга? Не только. Любовь к людям? Не только... То, чему я не могу придумать названия, побудило его жениться на женщине, больной туберкулезом. Если не пойму этого, то не пойму и того, как он мог делать замечательные выводы из фактов, известных всем... Вот и сейчас... Как понять: что нового вот в этих кокках? Что, кроме жгутиков, помогающих им быстрее продвигаться, отличает этих кокков от всех уязвимых собратьев, известных раньше? Ага! Вот оно..." Кокки внезапно перестали размножаться, выделять яды. Вместо этого каждый начал выделять слипающиеся атомы, из них, как из мозаичных камушков, он образовал вокруг себя молекулу-панцирь, наглухо замуровался в ней... Но стоило отрядам фагоцитов разойтись с поля битвы, как кокки сняли панцири, начали размножаться, захватывать новые области... "А сейчас я попробую ввести один из древних антибиотиков". Петр вспомнил о создателе пенициллина Александре Флеминге. Это был человек, умевший не пропускать случайности, разобрать и оценить их. Важное качество - уметь выбрать из случайностей ту, над которой стоит поразмыслить. Петр думал: "Странно, что люди во времена Флеминга помнили и чтили не таких, как он, не своих спасителей, а, наоборот, убийц, всяких там полководцев и преступников. Флеминга тогда мало кто знал, а вот о каком-то Наполеоне слышали все..." Думая, гигант зорко наблюдал за ходом опыта. Он заметил, что часть кокков прячется в панцири, а остальные никак не реагируют на антибиотик, словно это и не яд. Петр попробовал применить токи высокой частоты, излучение - все, чем можно было лечить и людей, но ничто не помогало. Кокки продолжали быстро размножаться. Такая колония бактерий уже погубила бы человека. Но в теле гиганта токсины могли отравить лишь небольшие зоны. Пожалуй, это было равносильно нескольким прыщикам на теле человека. А дальше у гиганта начинались пластмассы, пластбелки, эндиоткани, непроницаемые для микробных ядов. Петр подумал о тех, кто создал эти ткани. Из тысяч людей он знал поименно лишь нескольких: Петров, Куни, Мей. Куни умер в тридцать четыре года... "Он знал, что безнадежно болен, и спешил, работая по восемнадцать часов в сутки. Этим он, вероятно, ускорил свою смерть. Но Куни успел завершить создание ткани, которая безотказно служит мне". Гигант опять вспомнил Кантова и подумал: "Командор ждет. Он верит не мне, а людям, созданным природой,- таким же, как сам. Но ведь это они создали меня, отдав мне все лучшее, что имели, и лишив своих недостатков. Они сделали для меня больше, чем для своих кровных детей, воплотив во мне свою мечту о бессмертии и всемогуществе. И выходит, что, веря людям, командор верит мне, даже не подозревая об этом". Петр продолжал опыт. Он включил регеностимуляторы И за несколько секунд восстановил пораженную ткань. Одновременно он просматривал память Шлема, сравнивая эти сведения с тем, что видел в ходе опыта. Так он обнаружил очень интересное упоминание об опытах доктора Вайнера. "Постой, постой,сказал он себе,- кажется, то, что мне нужно". Вайнер выращивал колонии стафилококков на питательном бульоне, а затем действовал на них различными антибиотиками. Всякий раз колонии погибали, бульон становился прозрачным. Но где-то все же оставалось едва заметное в оптический микроскоп пятнышко. Это уцелели жалкие остатки колонии. Они приобрели устойчивость к данному антибиотику и передали ее потомству. Так доктор Вайнер получил в конце концов штамм золотистого стафилококка, устойчивый ко всем известным в то время антибиотикам. А затем, действуя на него нагреванием, высушиванием, вакуумом, Вайнер вывел стафилококков, способных образовывать споры. Петр увидел диаграммы и фото. На одном из них что-то очень знакомое... Ну конечно же, они похожи! Именно таким путем из обычного возбудителя ангин и образовался этот неуязвимый возбудитель асфиксии-Т. Много столетий медицина боролась против ангин, изобретая все более действенные средства,и... вывела возбудителя асфиксии-Т! "Значит, первый случай этой болезни и прилет ракеты - простое совпадение. Микробы с планеты, о которой рассказывал Истоцкий, и возбудитель асфиксии-Т, не имеют ничего общего,- думает Петр.- Штурман не заразил кого-то на Земле, а сам заразился от него. Командор Кантов не нарушил своего долга, воплощенного на этот раз в суровых параграфах о карантине. Первая часть вопроса решена. Но есть и вторая - как бороться против асфиксии-Т? Если ее возбудитель был "выведен" таким необычным путем, то он защищен только против тех лекарств, которыми пытались уничтожить его ближайших предков. Но в его генетической памяти не могут храниться сведения о первых лекарствах, применявшихся несколько столетий назад. Против них у него не должно быть защиты. Надо попробовать древние средства. Например, раствор соды с солью..." - Уже сделано, Петр,- сказал Зевс, подходя к нему.- Я пришел к таким же выводам и проверил их. Возбудитель образовывает споры лишь в ответ на известные ему яды. А с содосолевым раствором он не знаком и не прикрывается "щитом". Несколько полосканий горла раствором - и больной здоров. "Я смогу уплатить часть своего долга людям,- думает Петр.- Маленькую часть огромного долга..."
9
Павел Петрович все еще не мог решиться... "Как мы скажем ему? Нет ничего больнее этого наказания. "Карантинный недосмотр". А он знает, что стоит за этими словами..." Павел Петрович хочет представить лицо Кантова, но перед ним всплывает лицо умершей жены. Теперь только удивительным свойством памяти можно вызвать его из небытия. Следователь укладывает пленки с показаниями свидетелей: на случай, если обвиняемый захочет познакомиться с ходом следствия, с логикой людей, которые вели его. Но Кантов не захочет - в этом Павел Петрович уверен. "Лучше бы он захотел. А вдруг там можно найти какое-то отклонение от логики, неточность? Тем более, что из-за его ошибки..." Вспыхивает сигнал "разрешите войти". Павел Петрович машинально нажимает кнопку телеэкрана и видит гиганта. "Не ко времени",- думает Павел Петрович, но приглашает войти. - Здравствуйте,- говорит Петр. - Здравствуй,- отвечает Павел Петрович.- Вот собираюсь в Совет по делу Кантова... Он готовится сказать, что оно уже закончено, что командор виновен, но неожиданно Петр перебивает его: - И я к вам по тому же делу. "Даже если он выяснил что-то новое, очень важное, сигом не имеет права перебивать меня. Он нарушает правила поведения для сигомов. Но почему?" - Возбудитель асфиксии-Т - мутировавший стафилококк. "Несколько деловых слов, сказанных нарочито небрежно... Что понадобилось Петру, чтобы добыть их? Этого он все равно не скажет". И Павел Петрович невольно произносит то, что можно уже не говорить и что звучит просто, как вздох облегчения: - Значит, он не виновен. Петр словно не замечает его слов, словно не понимает, что они - признание: "Раньше я пришел к иному выводу". - Уже известно и радикальное средство против асфиксии-Т. Лицо жены, искаженное страданием... "Радикальное средство... Если бы пять дней тому назад... Пять дней - целая вечность..." Петр продолжает: - Доложите о своих выводах Совету. Я там буду завтра. "Вот почему он перебил меня. Все получается так, как будто он сообщил мне лишь факт, а вывод о невиновности сделал я. Впрочем, если бы этот факт был мне известен, то... Но что лежит в основе его поступка? Почему он отказывается от славы, от благодарности человека, который обидел его недоверием? Узнаю ли я это когда-нибудь?"
