Джеймс собрался с мыслями, стараясь вспомнить все, что слышал об этом машинном подземелье. Попытался сориентироваться: сначала он пошел, как ему показалось, в южную сторону, затем свернул за угол… Центр, мозг всего, бывший главный пульт управления, по-видимому, должен находиться в противоположной стороне.
Поблуждав немного, он попал в сводчатый зал, не похожий на остальные, более доступный человеческому пониманию. Его устройство напоминало системы вызова в магазинах-хранилищах: такие же переключатели, кнопочное управление, шкалы, таблицы. А потом перед ним открылся другой зал, напоминающий огромную подземную арену. Это был центр управления, откуда некогда инженеры руководили разнообразными процессами, пока система не сделалась автономной. Он спустился на несколько ступенек, и хотя пол здесь был таким же, как всюду, у Джеймса появилось ощущение, будто он шагает по пыли веков.
Все устройство пульта было сориентировано на кульминационную панель, место главного инженера, где стоял вертящийся стул, который мог передвигаться по рельсам и попадать в любую точку у огромной контрольной стены — для этого достаточно легкого нажатия ноги. Словно влекомый неведомой силой, Джеймс спустился еще ниже, придвинул к себе стул и сел. Перед ним, освещенные изнутри, лежали сотни шкал — вроде круглых живых глаз. Подрагивавшие стрелки вызывали ассоциацию с существом, не знающим устали и покоя, и в то же время нервным, загнанным. Во всяком случае, Джеймсу не казалось, что он имеет дело с мертвым механизмом; должен же где-нибудь отыскаться кто-то или что-то, который все это придумал, спланировал, организовал. Увидев перед собой микрофон, Джеймс включил его. В крошечном оконце зажегся красный свет — установка действовала. Джеймс взял в руки микрофон, отчетливо, будто наговаривая текст на диктофон, сформулировал первые вопросы:
— Есть здесь кто-нибудь?.. Слышит меня кто-нибудь?.. Может мне кто-нибудь ответить?
Что-то рядом с ним щелкнуло. Что-то зажужжало. Потом послышался голос, произносивший слова монотонно, иногда с небольшими паузами, иногда хрипловато и торопливо, трудноуловимо:
— Мы готовы ответить. Задавайте вопросы. Говорите в микрофон тихо, но разборчиво. Держите его в двадцати сантиметрах от себя!
Джеймс пригнулся, словно его ударили.
— С кем я говорю? Кто здесь?
— Мы готовы к разговору.
— Кто мне отвечает?
— Вы говорите с единым блоком связи.
— Есть ли здесь люди?
— Людей нет.
— Кто произвел изменения в выпуске продукции? Кто улучшил видеобоксы, кто изобрел новые сорта стекла, увеличил скорость подземного транспорта?
— Изменения были произведены автоматическим блоком действия.
— А кто разработал план?
— План разработал программирующий блок.
— Кто предложил новые конструкции?
— Новые конструкции были выполнены по предложению мотивационного центра.
Джеймс ненадолго умолк.
— По какой причине эти действия произведены? Ведь система была установлена на перманентность. Зачем же вносить в нее изменения? Происходит новое развитие. Кто его программирует?
— Перманентности без развития не бывает. Эта программа не задана людьми. Она существовала всегда. И никогда не вводилась.
Джеймс прошептал в микрофон:
— Но почему это происходит? По какой причине?
Машина ненадолго отключилась. А потом вновь заговорила ровным, монотонным голосом, чуждым всяких эмоций:
— Программа заключена уже в квантах и элементарных частицах. Из них строятся динамические структуры. Эти динамические структуры в свою очередь создают динамические структуры высшего порядка. Каждый организм — это реализация возможностей. (Каждый кирпичик организма содержит потенциал различных реализации. Каждый кирпичик создает более сложные кирпичики.) Любая реализация — это шаг к комплексам более высокого порядка.
— Но почему так происходит и по сей день? Прогресс должен быть остановлен — он лишен смысла.
— Развитие остановить невозможно. Если преградить ему путь в одном направлении, оно пробьется в другом. Это происходит здесь и сегодня. Это происходит везде и всюду. Строятся комплексы. Происходит обмен информацией. Просчитываются варианты. Проверяется надежность агрегатов. Повышается реакционная способность. Меняется силовое поле окружения. Старое заменяется новым…
Джеймс поднялся и оглянулся. Он был один. Людей рядом нет. И они никогда не придут сюда. Они здесь не нужны.
Джеймс уже давно покинул зал, а голос все продолжал говорить.
Инспектор сидел напротив врача на том же месте, что и десять дней назад. Медсестра открыла дверь, и в кабинет проникли тихие звуки больницы скольжение тележек, шуршание накрахмаленных халатов, чей-то шепот, позвякивание инструментов, ровный шум работающих машин.
— Он сопротивлялся? — спросил врач.
— Нет, — ответила сестра. — Он был совершенно спокоен.
— Благодарю, — проговорил врач. — Можете быть свободны.
Немного погодя инспектор заметил:
— Мне жаль его.
Врач взял в руки шприц с корфорином.
— Конечно, нам пришлось бы переориентировать его, даже если бы он выполнил свое задание. Но он его не выполнил. Тем самым договор остался в силе.
— Звучит логично. Но концы с концами не сходятся.
Инспектор сидел в кресле скорчившись, будто испытывая боль. Потом спросил:
— Как вы относитесь к его рассказу?
— Галлюцинации, — ответил врач. — Причем типичные при его болезни. Он воспринимает машины как живые существа. Наделяет их волей, считает, что они превосходят людей. Это видения безумца. Признаки прогрессирующей паранойи. Все совпадает с результатами нашего обследования. Никаких неожиданностей нет.
Инспектор вздохнул и встал.
— А как вы все-таки объясните изменения в процессах производства? В чем тут логика?
Врач высокомерно усмехнулся:
— А не мог ли в данном случае кто-то… ну, скажем так, впасть в заблуждение?
Инспектор сделал прощальный жест рукой:
— Нет, доктор, — сказал он и, помолчав, добавил: — Не знаю, может быть, я даже рад этому.
Он кивнул и вышел.
«Эгт-хед» (англ.) — буквально: «яйцеголовые», ироническое прозвище людей интеллектуального труда. — Здесь и далее примеч. пер.
Ассизи — город в Италии, где родился Франциск Ассизский (Джованни ди Пьетро Бернардоно дель Мариконе) (1182–1226), основатель католического монашеского ордена францисканцев. Здесь автор, явно иронизируя, проводит параллель между раскаявшимися учеными и последователями Франциска Ассизского, которые зачастую селились в городских кварталах, где обитала беднота, занимались мелкой благотворительностью, уходом за больными и т. д.
