Все мы волновались в ожидании премьеры. По сути, для театра-"веритэ" премьерным был каждый спектакль, но нам, актерам, выросшим на традиционной драме, все равно никак не удавалось избавиться от этого волнения перед самым первым спектаклем. К тому же мы не репетировали всю пьесу целиком и до конца, - этого "веритэ" тоже не допускает - и, значит, сами еще не знали, чем же все закончится.
- Подумайте о Захе Виганда, - успокаивал нас Брайан уже в день премьеры. - Он будет в театре сегодня вечером и сжует не один десяток зубочисток, а может, еще и проглотит парочку. Уж он-то точно волнуется больше вашего: вдруг что-то неправильно рассчитал, и пьеса закончится совсем не так, как он ожидает. Ладно, отправляйтесь-ка по домам и расслабьтесь, - он обнял нас всех разом и подтолкнул к двери. - Вы должны вернуться самое позднее - в семь. В восемь - начало.
Я взяла такси и вернулась в отель. Мне всегда удавалось справиться с этим предпремьерным волнением, обычно - с помощью какого-нибудь легкого чтива. Роман был приготовлен и на сей раз, но я не осилила даже страницы. Мои нервы гудели, как провода высокого напряжения. Я отбросила книгу, принялась расхаживать по комнате и только невероятным усилием воли заставила себя не грызть ногти. Наконец я схватила телефон и набрала номер Кэрола Гарднера.
- Отлично, малышка! - расхохотался он, услышав мой голос, - ты позвонила на целых пятнадцать минут позже чем обычно. Я как раз успел смешать себе коктейль. Так что поднимаю бокал за твой успех.
Я продолжала расхаживать по комнате, волоча за собой телефонный аппарат.
- Если из-за этих пятнадцати минут ты решил, что сегодня я чувствую себя увереннее, то должна тебя огорчить. И если ты не убедишь меня, что меня не закидают тухлыми яйцами, я просто не поеду ни на какую премьеру.
- Нуар, милая моя, ничего подобного в этом подлунном мире никогда не произойдет. Вспомни, что Брайан Элизар желал тебя и только тебя на эту роль. Ты будешь восхитительной Аллегрой Найтингейл, неужели ты не доверяешь чутью самого Элизара?
Я остановилась, почувствовав внезапный холодок.
- С чего ты взял, что он желал меня и только меня?
- Ну, знаешь, агенту ведь ничего не стоит засунуть нос в дела других агентов. Я выяснил, что Ванда Кинг и Майя Чеплейн снаряжали к Брайану целые посольства. Но он, наведя справки, заявил, что ни о ком, кроме тебя, и слышать не желает.
Это-то стремление Брайана и не давало мне покоя, хотя я и сама не знала, почему.
- Какие справки? У кого он узнавал?
- Не знаю, слышал только, что он беседовал о тебе с Шарлоттой Ди Метро.
С Шарлоттой Ди Метро? Чего ради режиссер, подбирая актрису на роль, станет советоваться с журналисткой, известной охотницей за театральными сплетнями? По этой части Шарлотта могла заткнуть за пояс всех своих коллег и конкурентов, вместе взятых... И именно от нее Брайан мог узнать и про страх высоты, и историю моего детства, и еще очень многое другое. Но зачем?
Но у меня больше не было времени думать об этом. Кэрол болтал без умолку, сыпал свежими историями и анекдотами из жизни наших знакомых, всеми силами стараясь сбить мое волнение, и, как всегда, преуспел в этом. Слова лились сплошным потоком, я что-то отвечала, в основном невпопад, но он, прекрасно зная мое состояние, не обращал внимания и продолжал нести отвлекающую чушь до тех пор, пока глодавшее меня нервное напряжение не спало, и осталось лишь нетерпеливое желание ускорить начало премьеры. Точно в этот момент Кэрол оборвал себя на полуслове.
- Стоп. Сеанс окончен, тебе пора собираться. Счастливо, малышка, завтра с утра я позвоню и узнаю о твоем успехе.
Он оставил меня в оптимальном состоянии. Правда, где-то в глубине меня засела мысль поинтересоваться в театре у Брайана, зачем он наводил обо мне справки у Шарлотты. Но случая так и не представилось. Он куда-то запропастился и возник лишь без четверти восемь. Да и то не весь - в дверь моей гримерной просунулась его голова и возвестила готовность номер один. Лицо Брайана было непроницаемо, глаза блуждали в каких-то высших сферах. Сама же я только что приняла таблетки и теперь переодевалась в платье Аллегры, так что момент для расспросов был самый неподходящий. Я пожала плечами, решив отложить разговор до другого раза.
Свет в зрительном зале погас, освещенной осталась лишь сцена. Спектакль открывал диалог Джонатана и Хакона. Я дожидалась своего выхода за кулисами. Наконец, эпизод был отыгран, и стена, отделявшая сцену от зала, стала непрозрачной с обеих сторон. С мерным шумом моторов вперед выехал кабинет Джонатана. Рядом со мной появился Томми, притушенный на несколько секунд свет стал ярче, и, как дыхание огромного затаившегося зверя, я услышала дыхание зала - там, за стеной, снова прозрачной для них.
В следующий миг звук этот почти исчез, увяз в пелене действия таблеток, и не осталось ничего, кроме единственного на свете мужчины - Джонатана. Я снова была в его кабинете, знакомом до мельчайшей детали, а сам он стоял передо мной. Но Боже, что же случилось с ним? На нем просто не было лица.
- Что с тобой, Джонатан?
Где-то далеко, в глубине, я, Нуар, следила за своей Аллегрой, пытаясь критически ее оценить и поправить возможные ошибки. Хотя и понимала, что это будет непросто: две таблетки при сильном вхождении в роль делали Аллегру почти самостоятельной личностью.
Пока спектакль развивался почти в полном соответствии с замыслом Захарии Виганда. Аллегра была потрясена условиями, выдвинутыми Хаконом.
- Но как же так можно, Джонатан? Ведь это варварство!
Совершенно подавленный, он рухнул на стул.
- Он просто берет меня за горло. Я договорился о покупке груза прежде чем узнал, какие условия выдвинет эта инопланетная бестия. Господи, да я бы скорее дал отрезать себе правую руку, чем согласился! Я бы просто уступил сделку синдикату "Корбири", и черт с ними, с деньгами.
Я больше не могла выносить его терзаний.
- Не переживай, все будет нормально. Я поеду к нему. - Я опустилась к Джонатану на колени и обняла его.
Снова погас свет, загудели моторы, и кабинет Джонатана сменился новой декорацией. Я прошла вперед и оказалась в песчаном саду на планете Шиссаа. Мне никогда не приходилось видеть столь безжизненного пейзажа. Лишь камень, пески, да изредка - какие-то кривые колючие растения. Камни блестели золотом, отливали серебром, играли всеми цветами радуги - это пиршество красок было слишком буйным для глаза землянина. Песок на дальних дюнах тоже поражал многоцветном, но здесь, в саду, у меня под ногами он был серебристо-белым. А под этим слоем скрывался другой - ярко-алый. Смешиваясь вместе, они образовывали сверкающий розовый ковер. А если ступать осторожно, то в белом песке оставались ярко-алые следы. И больше ничего на многие километры вокруг.
