Словом, такое веселье и оживленье, как у нас, когда первое мая встречают. Одно только нехорошо: музыки у них нет и пения тоже никакого.
— Это, товарищи марсияне, — заметил им Гура, — скучновато у вас без музыки… Вот к нам езжайте, так всего насмотритесь.
Ну, марсиянам и повторять нечего, выбрали они одного делегата Шишишику какого-то. Имя хотя у него неладное, но парень оказался хороший. После выбора делегата заторопились вовсю.
— Летите скорей, — просят, — да опять к нам милости просим и машину побольше устройте, чтоб делегатов десять к вам послать было можно.
Попрощался Шишишика со всеми своими, вбежал в небесный корабль и из окна им умывается по-своему, а те ему в ответ то же делают.
Ершов же этим временем у винтов орудует, и видит Гура, что они подыматься начали. Внизу видать, как забегали марсияне, махая горящими факелами, но уже разглядеть их трудно, потому что небесный корабль на большую высоту поднялся, а кроме того в солнечный свет попал. Любопытно это было смотреть, как солнце будто с запада назад пошло и подыматься стало. Один марсиянин все еще у окна стоит и на свой Марс, прощаючись, смотрит…
Нажал кнопку Ершов, и окно чугунным ставнем закрылось. Не закрывать нельзя было. Потому что сначала они тихим ходом подымались, а потом все быстрей, да быстрей. От быстроты же такой стенки корабля снаружи накаляются здорово, а стекло от жары и треснуть может.
Обратный путь ничего нового не давал для наблюдений, и Гура спал напропалую. Только время от времени Ершова заменял — смену они у винтов устроили. Однако и на смене Гура подремывал, потому дела никакого не было, а только нужно глядеть было, чтобы земной шар все время на экране обозначался.
Долго ли, коротко ли так летели, только один раз Гура слышит сквозь сон, как Ершов к нему обращается.
— Погляди в окно, — кричит, — к Земле приближаемся.
Задрожал Гура от радости и к окну, а там Земля огромным таким полушарием выставилась, в солнечном свете купается.
— Эх, ты, красавица наша! — крикнул он, а сам смотрит не насмотрится, и Шишишика с ними радуется.
Видит океаны и сушу. Теперь уж перед глазами была не Америка, а наша сторона: Европа и Африка и Азия. Узнал Гура Балтийское море. Черное, Средиземное и, наконец, Каспийское море, куда Волга впадает.
— Спускайся, — кричит Гура, — скорей спускайся да норови прямо в Москву. Черт с ним, с американцем, — я домой хочу.
Ершову же самому невтерпеж, к тому же он все папиросы «Ява» выкурил, весь запас.
Вот спустились они ниже — можно и город кое-где разглядеть. Радуется Гура и вдруг замечает, что они не вниз летят, а куда-то вбок загибают. Вот тут Москва должна быть. Гура в полевой бинокль глядит: верно, едва-едва, но все же можно Москву разглядеть.
— Спускайся, Саша, — кричит он, но небесный корабль пролетает мимо, на запад.
Вот уж Варшава внизу промелькнула, потом Берлин, Париж, Лондон…
Сколько они времени летят, они оба не знают, — окаменели от ужаса, а марсиянин лег на диван и лежит, словно без чувств.
— Да винти, ты, что нужно, — крикнул наконец Гура.
— Они больше не действуют, — ответил Ершов почти шепотом…
Еще прошло много часов, а небесный корабль раз облетел вокруг земного шара, два и уже третий круг начал делать, когда Ершов ударил себя по лбу и сказал печально:
— Мы стали спутником Земли, вроде маленькой Луны…
Потом бросился он к радио и начал: «Всем, всем, всем…» Не прошло и пяти минут, как ответы стали получаться. Тогда Ершов катнул профессору Джону Aйpcy:
— Спасайте! Летаем вокруг Земли, а спуститься не можем. Винты не действуют…
Профессор же отвечает, что рад де получить вести о Луне и Марсе, поздравляет с успехом, только, говорит, аппарат мой не действует от недостатка взрывчатого газа. Я, говорит, сейчас снова расчет сделал и вижу, что немного ошибся: всего на пять часов запаса газа не хватило.
Гуру зло взяло.
— Вот дурак-то, — кипятился он, — тут люди на Землю попасть не могут, а он с поздравлениями…
Ругался, ругался Гура, а на Ершова поглядел и руки опустил. Лица на том нет, сидит мертвецом зеленым.
— Саша, — кинулся к нему Гура, — как же нам быть-то? Неужто здесь погибать у самой Земли?!
Так они оба расстраиваются, а небесный корабль, знай себе, вокруг земли облетает. Еще раз, потом еще.
— Так вот веки вечные и будет кружиться, — тихонько сказал Ершов.
Помутилось в глазах у Гуры, словно пулей его сшибло. Понял, что кончено, что надежд никаких нет, и грохнул на пол без памяти.
Сколько так Гура лежал на полу, он не знал, только чует — около него Ершов стоит и за плечо его дергает.
— Ну, и спишь же ты чорт, — кричит он, — так не только у тебя украсть можно, а и самого утащут… Вставай брат, вставай…
Гура вскочил с дивана и радостно залепетал:
— Ну, что Шура? Спускаемся?
Ершов весело расхохотался в ответ:
— Да ты что? Али тебя с лестницы спустили?
— Так мы на земле!? — еще радостней крикнул Гура. — Ура!
Тут он с недоумением увидел свою комнату, а вместо Ершова Березина, тоже приказчика из лавки. Все же он не мог сообразить, что он не где-нибудь, а в Лебедяни.
— А где же наш марсиянин, — начал он и не окончил.
— Какой марсиянин?
— Шишишика…
Березин катался со смеху, а Гура смотрел и все еще не понимал.
— Ну, что ты в меня вперся, как баран в новые ворота, — кричит ему Березин, — словно с крыши упал.
— Так это я спал и во сне видел, — сообразил наконец Гура, но все же ощупал жилетный карман, где недавно так приятно хрустел чек на две тысячи долларов.
Но в кармане, кроме сломанной гребенки, ничего не было.
— Ну, и здоров же ты спать, — говорил Березин, — до восьми вечера проспал, и то разбудить нельзя. Идем в клуб, — расскажу новости. Говорят, новый декрет о низовой кооперации вышел.
Гура вяло поплелся за Березиным в лебедянский клуб, но все же у дверей оглянулся на стол, где еще недавно лежало письмо американского профессора, и усмехнулся.
— Приснится же такое, — подумал он, запирая дверь своей комнаты.
Понимать этот рассказ нужно таким образом: в нем правда и вымысел, явь и сон переплелись в одно. Чтобы из него узнать правду о небесных светилах, к каждой главе даются разъяснения того, что могло быть и что не могло быть.
1. Неожиданное письмо. В этой главе все понятно, нужно только отметить, что Гура заснул с той минуты как ему привиделся конверт с американской маркой от профессора Джона Айрса. Чек в две тысячи рублей, приход Ершова, разговор и полет — все это продолжение сна Гуры.
