Как он и хотел сделать сразу по прибытии на Юкзаан!
Кратов огляделся. Поле боя осталось за силами Федерации. Не устояв перед соблазном, он испустил боевой клич древних ирокезов.
Посетители суда, все еще сохраняя полное молчание, которое нарушали хлюпаньем расквашенных носов поверженные бронетехники, смотрели на него с искренним любопытством, и аура, что исходила от них, была самой что ни на есть благожелательной и даже одобрительной.
— Драд-дегнид, — произнес, мотая башкой в сползшем на лицо шлеме, дзиард. — Клянусь, я такое раньше только по ящику видел… в этом, как бишь его, в «Векхеше»…
Второй эхайн мычал разбитыми губами что-то чрезвычайно скверное, тщетно пытаясь сесть.
— Вы можете идти? — спросил Кратов.
— Ну, не сразу… — осторожно сказал дзиард.
— Отведете меня к т'гарду Лихлэбру.
— Драд-дегнид! — снова выругался дзиард. — Да с готовностью! Мы же затем и пришли, нежить ты космическая!
Кратов обернулся к ледяному монументу оскорбленного правосудия, судье Дзатлэгу.
— Извините за это неподобство, ваша честь, — сказал он. — Так как же складываются наши дела?
— Ваш иск принят, — величественно произнес судья, вознося кристалл Справедливости над головой. — Он зарегистрирован в Верховном суде Юкзаана, так что никакие противоправные силы не в состоянии его отозвать.
Они шли между тесно стоящих и едва ли не задевающих друг дружку бортами бронемехов, чьи грязно-желтые в свежих следах копоти купола с грозно выпяченными раструбами лазеров и нацеленными в зенит ракетными капсулами, подпираемые массивными ногами-колоннами, нависали над ними, как творения рук спятившего архитектора. Или как головы дивовидных допотопных монстров, в чье стадо они имели неосторожность забрести.
Кратову не раз доводилось наблюдать внеземную военную технику на расстоянии протянутой руки. И всегда при этом он испытывал смешанное чувство восторга и неловкости.
Восторг, должно быть, происходил из детства, от обычных мальчишеских игр в «войнушку», когда толпа чумазых сорвиголов, воспламененная каким—нибудь старинным кино или последними новостями из Галактики, вдруг проникалась милитаристским энтузиазмом и, в меру своего понимания, разыгрывала в лицах только что увиденное. Монгольские просторы содрогались от атаки конницы Чапая на боевые порядки Аттилы. Взбунтовавшиеся рабы Спартака смыкались с пугачевским сбродом и лавиной катились на штурм Рейхстага. Панцирной драконнице квэррагского маршала Шароба удалось-таки взять штурмом абхугскую крепость Аннирнеах (о чем в реальности он мог только мечтать вплоть до отставки по дряхлости и немощи посредством почетного заклания рукой генералиссимуса Чозура). И даже внезапное появление черного лорда Вейдера в стане осажденных не пошло им на пользу.
Что же до неловкости, то она пришла с годами, когда стало понятно, каким напряжением лучших умов и силами лучших рабочих рук, какими затратами невосстановимых ресурсов и энергии, каким голодом и лишениями, — какой чудовищной ценой, совершенно несоизмеримой с трезвыми соображеннями о реальной пользе и целесообразности, давались каждой цивилизации эти сверкающие чистым металлом, изрыгающие адское пламя, развевающие радужными деструктивными полями, неистребимые и неукротимые игрушки! (В далеком своем детстве он мог лишь мечтать о таких. В ту пору роль боевых слонов Ганнибала, танков Гудериана и драконов Шароба, в дополнение к своему естественному предназначению, выполняли приземистые монгольские лошадки. А уж самым грозным боевым средством — где-то на уровне полифункционального двенадцатиметрового робота «Прокруст» или трехглавого дракона-мутанта класса «кшерпиорд» — считался пожилой верблюд Камелбат. За буханкой хлеба, вымоченного в соленой воде, он готов был плестись, не разбирая дороги, хоть в тартарары, и никакие стены самой неприступной крепости, в полтора подростковых роста, из тростника пополам с колючкой, не могли его остановить.)
Вот и сейчас Кратов брел, досадливо морщась, чувствуя себя недужным верблюдом пенсионного возраста, которому, к тому же, впереди ничто не сулило желанную награду в размере полутора фунтов соленого хлеба. Брел мимо побитых снарядами и опаленных огнем боевых машин, сопровождаемый неприязненными взглядами усталых, еще не залечивших свежие шрамы и ожоги вояк в грязных доспехах. «Экскаваторы, стало быть? — думал он с нарастающим раздражением. — Самоходные повозки общего пользования? Огромный, видать, конвейер денно и нощно трудился, чтобы выпустить на свет божий эту вот липовую повозку, чудо инженерной мысли… а теперь она валяется на боку, дура дурой, задрав кверху единственную целую страусиную лапу, в то время, как другая лапа залпом из какого-нибудь не менее липового сельскохозяйственного, допустим, комбайна превращена в металлический жом и ремонту никак не подлежит, а из-под кожуха сочится очень уж густой и едучий дым… как означенная повозка до расположения эскадрона дотащилась, можно только гадать, но, как видно, все же дотащилась — и тут же пала. А уж сколько не добрели и так и остались коптить небо на поле брани, это мы своими глазами-видели. Так что векхешу поганому под хвост всю вашу умелую работу, весь ваш ударный труд на благо Эхайнора за текущий три тысячи сто десятый от Великого Самопознания год…»
Кьеллом Лгоумаа, третий т'гард Лихлэбр стоял на пороге одноэтажного здания, неровно и наспех сложенного из серой пемзы, и с аристократическим презрением взирал на приближающуюся процессию. Презрение как родовой признак было единственное, что осталось в его облике от щеголя, несколько дней назад ступившего на мокрые плиты космодрома после авантюрного рейда на Эльдорадо. Черные бархатные брюки были густо побиты пылью и изрядно пообтрепались. Кремовый мундир был небрежно расстегнут на мощной груди, затянутой в тонкое черное трико, а позолота с генеалогического древа местами осыпалась. Аксельбанты неряшливо свисали едва ли не до колен, а пояс со множеством петелек и крючочков был почти распущен. Забавное пенсне сидело на хрящеватом носу немного криво. И лишь тросточка не изменилась и по-прежнему выглядела в лапе т'гарда неуместной игрушкой.
— Дзиард! — наконец разомкнул он челюсти-жернова. — Что за бардак я вижу? Кто кого конвоирует?!
— Виноват, т'гард, — буркнул дзиард. — Не мог знать, что при задержании столкнусь с сопротивлением. Не предупрежден был. В результате лишился личного оружия и, как изволите видеть, схлопотал по роже…
Второй эхайн молча смотрел в сторону.
