– Тебе надо принять обезболивающее, и я зашью рану.
– Шей, если надо, но я не хочу никаких наркотиков. Надо выбираться со свежей головой.
– Не могу же я шить тебя без анестетиков!
– Тогда что-нибудь местное.
– Мы не в больнице. У меня нет с собой ничего местного.
– Тогда шей, Тайлер. Я выдержу.
Она выдержит... Но выдержу ли я? Я посмотрел на свои руки. Чистые. Водопровод в умывальнике склада функционировал, Ина помогла мне натянуть свежие перчатки, перед тем как я занялся Дианой. Чистые умелые руки. Но твердыми их в данном состоянии никак не назовешь.
Никогда я в своей работе затруднений подобного плана не испытывал. Еще студентом, даже на первых вскрытиях, я находил в себе силу отключить симпатию, сочувствие, скрупулезность, ощущение чужой боли в качестве своей — все мешающие работе факторы. Я мог заставить себя считать, что порванная артерия не принадлежит живому существу, и поверить в это на несколько необходимых минут.
Но тут... руки мои тряслись, и необходимость вонзить иглу в окровавленные края этой раны представлялась мне непереносимой жестокостью.
Диана положила ладонь на мое запястье.
– Это Четвертое, — сказала она.
– Что?
– Тебе кажется, что пуля прошла сквозь тебя. Я кивнул.
– Четвертое. Может быть, оно сделает нас лучше. Но ты ведь врач. Ты должен исполнить свой врачебный долг.
– Ммм... В конце концов, если не осилю, Ина справится не хуже.
Но я осилил. Не знаю каким образом, но осилил.
* * *
Ина вернулась после совещания с Джалой:
– Сегодня должна была начаться забастовка. Полиция и реформазы у ворот, все блокировали и собираются занять порт. Ожидается потасовка. — Она нагнулась над Дианой: — Как вы, милая?
– В хороших руках, — прошептала Диана. Губы ее едва шевелились.
Ина проинспектировала мою работу:
– Отлично сшито, доктор.
– Спасибо.
– Если учесть обстоятельства, — несколько разбавила она комплимент. — Но нам срочно нужно отсюда уходить. Сейчас нас от тюрьмы только стачка и защищает. Надо срочно грузиться на судно.
– Полиция ищет нас?
– Да нет, пока что не конкретно вас. Джакарта клятвенно пообещала американцам искоренить нелегальную эмиграцию. Время от времени они устраивают набеги в порт — спектакли для американского консульства. Конечно, все остается по-прежнему, уж слишком много денег приносит эта торговля, чтобы ее прикрыть. Но время от времени непременно нужно, чтобы бравые молодцы в форме вытаскивали из трюмов дрожащих негодяев под обличительные объективы телевидения и прессы.
– Они раскрыли явку Джалы, — прошептала Диана.
– Да, они знают о вас обоих и, конечно же, с удовольствием вас бы сцапали, но сейчас их сюда не это пригнало. Пока еще выход судов из порта не закрыт, но это вопрос времени. И не из-за полиции, а из-за профсоюза. Докеры в Телук-Байюре — мощная сила. И они настроены решительно.
Джала что-то крикнул от ворот на минанг, я ничего не понял.
– А теперь пора уходить, — растолковала Ина.
– Надо носилки соорудить, — спохватился я. Диана попыталась сесть:
– Я смогу идти.
– Нет, милая, — сдержала ее Ина. — Тайлер прав.
И не пытайся.
Из здоровенного мешка получилось что-то вроде гамака, Я схватился с одной стороны, к другому Ина бесцеремонно подтолкнула одного из наиболее мощных своих земляков.
– Ну, теперь быстро, быстро! — благословил нас Джала и выгнал под дождь.
* * *
Муссонный сезон — сезон дождей. Что такое муссон? Утренняя мгла, как в сумерки. Тучи сплошняком висят низко над бухтой, зацепившись за радары и деррики сухогрузов и громадных танкеров-катамаранов. Воздух горяч и горек, дышать им не в радость. Промокли мы, лишь только вышли из ворот.
Диану погрузили на заднее сиденье машины Джалы, к которой пристроились еще три легковых и пара погрузчиков на твердых резиновых колесах.
«Кейптаун-мару» ожидала нас в самом конце высокого бетонного пирса в четверти мили от ангара. Обернувшись, я увидел сзади, за красно-белыми цистернами «Авигаза» толпу докеров, собравшихся перед воротами. Шум дождя перекрыл усиленный и искаженный мегафоном мужской голос. Затем послышались хлопки — может быть, выстрелы.
– Живей, живей, — поторапливал Джала, спешно усаживаясь за руль. Я вскарабкался к Диане, согнувшейся над своей раной, как будто в молитве.
Я еще раз обернулся. Над толпой летело что-то похожее на футбольный мяч, оставляя в воздухе спирали белого дыма. Канистра со слезоточивым газом.
Машина рванулась вперед.
* * *
Если б только полиция, — раздраженно бросил Джала, не оборачиваясь. — В полиции таких идиотов не сыщешь. Это реформазы. Навербовали в джакарт-ских трущобах подонков, засунули их в форму — и вот вам борцы за высокую идею.
Засунули в форму... И вручили оружие, добавил я мысленно. И про слезоточивый газ не забыли. Облака его плыли, смешивались с дождевой пеленой. Толпа начала размываться по краям.
В отдалении ухнуло, полыхнул огненный шар.
Джала глянул в зеркало заднего вида:
– Господи, что за кретины! Пальнули в бочку с горючим. Это же...
Взвыли сирены. Толпу охватила настоящая паника. Теперь я увидел и полицейских. Отряд полиции входил на территорию порта. Можно было разобрать, что физиономии передних закрывали газовые маски.
В направлении ворот, завывая сиреной, понеслась пожарная машина.
Наш автопоезд наконец добрался до места назначения. «Кейптаун-мару», типичная посудина «удобного флага», выкрашенная белым и ржаво-оранжевым, удобно устроилась главной палубой вровень с пирсом, с которым ее соединял короткий стальной трап. Туда и устремились наиболее прыткие минанг, на ходу соскочившие с погрузчиков.
Джала выпрыгнул из машины. Когда я помог выбраться Диане, и она переводила дыхание, тяжело опираясь на меня, Джала уже ожесточенно переругивался по-английски с каким-то серьезным коротышкой, судя по головному убору — сикхом, не то капитаном, не то лоцманом, в общем, с моряком, ответственным за судьбу судна.
– Все давно уже согласовано, — напирал Джала.
– Но погода...
– К черту погоду! В любую погоду!
– Но без разрешения капитана порта...
– Какой, к шайтану, капитан порта! Разуй глаза!
Как бы в подтверждение своих слов Джала махнул рукой в сторону ворот, возле которых возвышались громадные резервуары для хранения горючих веществ.
Жест его произвел волшебное действие: как раз в этот момент один из этих резервуаров взлетел на воздух.
Взрыва я не видел. Ударная волна швырнула меня на бетон пирса, жаркий язык взрыва лизнул затылок. Грохот раздался оглушительный, но особенного действия на меня почему-то не произвел. Я почти сразу перекатился на спину. В ушах звенело. «Авигаз», — подумал я. Бензин, керосин, солярка, пальмовое масло...— для какой-то надобности перечисляло сознание возможное содержимое взорвавшегося танка. Эти придурки в запале своего мнимого могущества выпалили куда не следует. Я нашел взглядом Диану. Она лежала рядом, выглядела более изумленной, чем испуганной. Я сообразил, что не слышу дождя. Зато услышал другой, более опасный звук: металл с силой бился о бетон. С неба на причал и на палубу «Кейптаун-мару» сыпались осколки, некоторые еще горели.
