Все эти рекламные лозунги я знал наизусть, они лгали, и потому я терпеть их не мог. Не стоит обвинять людей в стремлении покинуть поверхность земли — еще десять лет назад я наивно верил, что в облаках они обретут счастье. На деле же они осквернили воздушное пространство, осуществив, как заметила одна из газет, "вертикальный экспорт культуры пластиковых деревьев".
Маленькие аэростаты всех цветов радуги облепили большой, в них продавались гамбургеры, пиво и цыплята, а еще надувные резиновые облачка — сувениры.
Вот и первые туристы, в меховых шубах, в хорошо утепленных куртках оливкового цвета, вывалились из лифта, иные держались на ногах весьма неуверенно, их поддерживали экскурсоводы, помогая освоить размашистый лыжный шаг.
Мне не обязательно было подходить к ним, мои кандидаты сами придут ко мне, они покинут безопасное пространство возле лифта и устремятся далеко вперед, так далеко, что никто из сотрудников туристского сервиса не сможет, да и не захочет, последовать за ними.
И вновь я увидел перед собой Фила — в тот страшный миг. В радостном возбуждении помахал он мне с вершины облачной гряды — и исчез. С тех пор официально его считали пропавшим без вести, но я — то лучше знаю, в чем дело. Фил Брент, мой сын, оказался первой жертвой воздушных лыж — моей первой жертвой. Глубоко вдохнув холодный воздух, я попытался освободиться от воспоминаний, до сих пор причинявших боль.
Выдерживая дистанцию, я не спеша обогнул "облачный сад" и занял удобную наблюдательную позицию на возвышавшихся над "садом" холмах. Потом достал бинокль. Нынче будет много туристов — синоптики предсказали густые, плотные облака.
Я внимательно созерцал нараставшую туристскую суету. Обратил внимание на шестерых одетых в черное людей, скрывших лица под защитными масками. Они отделились от толпы, миновали уже самые дальние торговые палатки. Неужели кандидаты?
Я устремился за ними прямо по размытой солнцем облачной поверхности, огибая плотные облачные массивы, дымчатые горы, проскакивая вдоль стен сплошного тумана. Порой я терял их из виду, но затем обнаруживал, вновь поднявшись на очередную облачную возвышенность. Время от времени ветер доносил до меня металлический грохот их музыки.
Облачную почву подо мной покрыли легкие тени, затем она обрела равномерный светло-желтый оттенок. Я находился над центром нефтехимической промышленности — это ее выбросы окрашивали облака. Впрочем, они лишь повышали облачную стабильность и ничем особенно не грозили до тех пор, пока чрезмерная концентрация анионов в воздухе не начинала разъедать слоистую лыжную поверхность. Облака здесь располагались выше, и, натягивая маску на исколотое холодным ветром лицо, я с удивлением обнаружил, что нахожусь уже на высоте свыше пяти тысяч метров. Восходящие воздушные и тепловые потоки промышленного района оказались сильнее, чем я предполагал.
Я продолжал идти по следам группы лыжников в черном, на мгновение у меня даже мелькнула мысль, что это контрабандисты. Но тут они резко изменили направление Вскоре пришлось подключить мини-компрессор — легким уже не хватало разреженного воздуха, и каждый удар пульса отдавался в ушах. Без специального снаряжения я не мог подняться выше десяти тысяч метров. Окажись мои кандидаты охочими до приключений заоблачными альпинистами, которых снедает жажда рекордов и тщеславный зуд преодолеть пользующуюся дурной славой двенадцатикилометровую отметку, — и я бессилен.
К счастью, облака располагались сегодня низковато для рекордов. Осторожно вскарабкался я на головокружительную облачную стену, которую они оставили далеко позади, и понял, что возраст у меня давно уже не тот и догнать их я не смогу.
Передо мной расстилалось разреженное пространство барашковых облаков, второй, прерывистый и далеко не столь надежный облачный слой над первым, куда более основательным. Альпинисты в черном, даже в полевом бинокле превратившиеся уже в маленькие вертикальные черточки, отлично владели своим рискованным и отважным искусством — они скользили по опасным облачным кругам, смело миновали шаткие туманные мостки, которые тут же обращались в ничто. Ветер рассеивал облака прямо под лыжами, так что порой, пригнувшись, им приходилось перескакивать на соседние, более плотные. Они разделились, пошли разными маршрутами, чтоб не перегружать облака многократными потоками ионов.
Я стоял вдали, на безопасной облачной гряде, и, не в силах вмешаться, мог только смотреть. Вот крошечное облачко не выдержало, идущий впереди провалился, потерял опору и полетел вниз. Другие тоже разорвали нежную туманную дымку — они отключили лыжи. Свободное падение вшестером. Крошечный рой падающих, ничтожных человеческих жизней. Я смотрел вслед. Образовав подобие круга, они со скоростью сто километров в час врезались в нижний облачный слой. Поздно. Лыжи не успеют зацепиться за облачную поверхность. В этот миг раскрылись парашюты, черные, как их одежда. Счастливого пути. Теперь они наверняка благополучно достигнут земли…
Надо возвращаться. Чтоб не упустить время, я переключил лыжи на свободный полет. Это был стремительный спуск, я мчался сквозь рассеянные облака, почти не выбирая направления. Холод проникал даже сквозь защитную маску. Я налетел на облачную гору, внезапный удар швырнул меня вверх и чуть не сбил с ног. Потом пошли разверзаться пропасти, в десятки метров глубиной. Я с трудом перепрыгивал их, от напряжения заломило в колеях. Наконец скорость упала, я взглянул на компас: туристский балаган должен находиться неподалеку. В самом деле, комок розоватой ваты мазнул меня по лицу. Остаток надписи или садовой декорации. А вечером они расцветят облака яркими, разноцветными прожекторами.
Я поискал удобный наблюдательный пункт и осторожно присел на лыжи. Вытащил плитку шоколада и без особого удовольствия съел.
Тянущиеся облака медленно огибали лифт и другие аэростаты, обозначилось даже нечто вроде бурунов за кормой. Прежний "сад" переместился уже на несколько километров, слабо мерцающие цветовые полосы протянулись до горизонта. На окраинах бывшего "сада" удовольствий рекламные надписи превратились в неудобочитаемые иероглифы, деревья разрослись и приняли причудливые формы, от них оторвались туманные сгустки, изображавшие листья. Нарисованные в облаках лица кинозвезд уродливо вытянулись, алые губы переместились на подбородок или растянулись кровавой раной до ушей, у героев мультфильмов глаза, словно крупные слезы, потекли вниз. Приблизившееся к зениту солнце дорисовало свои контуры, обозначило морщины на рассеивающихся в пространстве лицах. Головы знаменитого эстрадного дуэта срослись воедино — затянувшийся заоблачный поцелуй, породивший трехглазое чудовище. Изношенные, растекшиеся лица, постаревшие от быстрого и безжалостного бега времени.
