— Красиво сделано, — с восхищением проговорил Захаров и вздохнул. Умеет двуногий к Богу подмазаться.
Пройдя через распахнутые ажурные двери, разведчики попали внутрь. Здесь было сумрачно и прохладно. Немного привыкнув к полумраку, они сумели рассмотреть внутреннее строение конуса.
Разведчики находились посреди арены диаметром метров в пятьдесят. По стенам, вверх спиралью, тянулись глубокие ложи, отделенные друг от друга витыми колоннами. В промежутках между резными балясинами видны были деревянные диваны и маленькие скамейки.
— Ты думаешь, это собор? — с сомнением спросил Гавличек.
— Если и собор, то не центральный, — ответил Захаров. — Вообще–то, больше напоминает цирк.
— Цирк так цирк, — согласился Гавличек. — Пойдем дальше.
Выйдя на улицу, разведчики успели заметить промелькнувшего между двумя зданиями человека. Затем он снова показался в дверном проеме, и тут раздался выстрел. Человек взмахнул руками и вывалился из здания на мостовую.
— Скорее, — скомандовал Гавличек, и разведчики бросились к фенянину. Когда они подбежали к нему, прогремел еще один выстрел.
Пуля попала Гавличеку прямо между лопаток.
— Ах ты, сволочь! — сморщившись, проговорил он и пошевелил лопатками. Ты займись раненым, а я попробую поймать этого гада.
— Смотри, не задави его, — вслед ему крикнул Захаров.
Подстреленный абориген был еще жив. Достав индивидуальный пакет, Захаров с трудом разорвал на груди у раненого рубашку из грубой ткани и осмотрел рану. Пуля попала в правое легкое.
— Ерунда, — обрадовался Захаров. — Сейчас мы тебя, голубчика, оживим. Станешь как новенький.
Извлечь пулю из легкого оказалось делом нескольких секунд. После этого Захаров продезинфицировал рану и перевязал. Раненый постепенно приходил в себя.
— Ну что, получил свое? — устраивая аборигена поудобнее, спросил Захаров.
— Я живой? — испуганно спросил фенянин.
— Пока да, — ответил разведчик. — Но тебя опять могут подстрелить как цыпленка. Ты–то многих уложил?
— Ни одного, — сложив руки на груди, ответил абориген. — Не убивай меня. Я отдам тебе все, что у меня есть.
— Чудак человек, — рассмеялся Захаров. — Зачем мне тебя убивать?
Я только что спас тебя от смерти.
Фенянин ощупал грудь и недоверчиво спросил:
— Ты оживил меня?
— Ну да, — Захаров поднял ружье фенянина и осмотрел его. Раненый испуганно наблюдал за разведчиком. — Заряжено? — спросил Захаров.
— Да, — ответил абориген. — Ты жрец?
— Нет, — ответил Захаров. — Но о жреце мы еще поговорим.
Из дверей соседнего здания появился Гавличек.
— Удрал, — громко сообщил он. — Через подвал ушел, в окошко. Я только голову и сумел просунуть. Твой жив?
— Живой, — ответил Захаров. При появлении огромного землянина абориген молитвенно сложил руки и, слегка наклонив голову, произнес:
— Я дарю тебе жизнь.
— Ты мне?! — загрохотал Гавличек. — Ну и тип. Это я дарю тебе жизнь. А вернее, вот он. Ты лучше скажи, за что он хотел тебя убить?
— Не знаю, — потупившись, ответил фенянин.
— А где центральный собор, знаешь? — Гавличек стоял над сидящим фенянином, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока. Тому страшно было смотреть на исполина с едва заметным мерцанием вокруг головы.
— Знаю, — ответил абориген. — Пятьсот шагов отсюда. Но сейчас туда нельзя. Днем собор закрыт. А ночью… к нему опасно подходить.
Могут убить. Здесь тоже опасно. Нас отовсюду видно.
— Ну, это наше дело, — сказал Гавличек. — Ты можешь встать?
Фенянин довольно легко поднялся и сразу нырнул в дом.
— Эй, не вздумай убегать, — крикнул ему Гавличек и последовал за ним. Но фенянин оказался прямо за стеной.
— Зачем мне убегать? — сказал он. — Мы подарили друг другу жизнь.
— Ах, вон оно что, — усмехнулся Гавличек. — Сейчас ты пойдешь с нами. Вон туда, — Гавличек показал на катер. — Покажешь нам, как проехать к собору.
— На улице меня могут убить, — испуганно проговорил абориген.
— Я тебя закрою, — успокоил его Гавличек. — За мной ты будешь как за бронированной стеной.
К катеру они шли гуськом, почти вплотную друг к другу. В середине шел фенянин и все время озирался. Он тревожно смотрел на окна домов, а когда подошли к машине, не сразу отважился в нее влезть.
— Давай–давай, не бойся. — Гавличек легко приподнял аборигена и затолкнул его в катер. — Кстати, ты случайно не знаешь, что это за пирамида? — усаживаясь рядом, кивнул он на здание.
— Когда–то это было театром, — ответил фенянин. — Но очень давно. Люди тогда еще жили в городе.
— А почему они ушли из города? — поинтересовался Захаров.
— В городе страшно стало жить. Очень много народу. Убивали прямо на глазах у всех. И тут же убивали того, кто убивал. По ночам люди врывались в дома. Поэтому все ушли. Мой дед рассказывал, как это было жутко.
— Я что–то не пойму, — покачал головой Гавличек. — Зачем убивать, если тебя тут же самого кокнут?
— А может, и не кокнут, — серьезно ответил фенянин.
— Значит, в городе живет только жрец? — спросил Захаров.
— Сюда приходят охотиться, — сказал абориген. — Раньше здесь жили несколько человек. Они были против охоты на людей. Их перестреляли по одному.
— Значит, ты тоже пришел сюда поохотиться? — спросил Гавличек.
Фенянин опустил голову и ничего не ответил. — А живешь ты где?
— Вон там, в крепости Билар, — оживился абориген. — Наша семья зовется Билар. А зовут меня Пэт. Пэт Билар.
— Очень приятно, Пэт, — не без сарказма проговорил Гавличек. — А семья у тебя большая?
— Сорок два человека.
— И друг друга вы не трогаете? — продолжал Гавличек.
— Нет. Мы родственники. Там наши дети.
— Значит, своих нельзя, а чужих можно? — подвел черту Гавличек, но Захаров перебил его:
— А все–таки, убиваете зачем?
— Чтобы жить, — тихо ответил фенянин.
— Это мы уже слышали, — сказал Захаров и включил двигатель. — Показывай дорогу.
Центральным собором оказалось здание, напоминающее вкопанное на треть куриное яйцо, в котором едва ли поместились бы три человека. И разведчики поняли, что без помощи Пэта они ни за что не нашли бы его.
— Это что же, он у вас под землей? — удивленно спросил Гавличек.
— Да, — ответил Пэт. Вид у него был неважный. Полет напугал его чуть ли не больше, чем недавнее покушение на жизнь. — После смерти человека закапывают в землю, — продолжал он. — Чтобы мертвые не выходили из своих могил, храмы делают под землей.
— Вы и после смерти ходите в храм? — серьезно спросил Гавличек.
