Фрэнк Херберт - Дюна

Из глубины пещеры послышался голос Чани:

— Расскажи мне о воде твоего родного мира, Пол Муаддиб. И ответ Пола:

— В другой раз, Чани, — я тебе обещаю. «Откуда эта грусть?» — удивилась Джессика.

— Это хороший бализет, — сказала Чани.

— Очень хороший, — согласился Пол. — Как ты думаешь, Джемиз не возражает против того, что я на нем играю?

«Он говорит о мертвом в настоящем времени», — отметила Джессика. Ее беспокоил скрывающийся за этим смысл.

— Джемиз любил музыку, — вставил чей-то мужской голос.

— Тогда спой мне одну из твоих песен, — попросила Чани.

«Сколько женского кокетства в этом девичьем голосе, — подумала Джессика. — Я должна предупредить Пола насчет коварства женщин… и как можно скорее».

— Это песня моего друга, Гурни, — сказал Пол. — Боюсь, что его уже нет в живых. Он называл эту песню «вечерней».

Все затихли, слушая голос Пола — приятный юношеский тенор, сопровождаемый аккордами бализета:

Джессика почувствовала вербальную музыку в своей груди — языческую, несущую звуки, которые внезапно и властно встряхнули ее, принеся ощущение собственного тела и его нужд. Она слушала в напряженном молчании:

Джессика слышала, как замирают звуки последнего аккорда… «Почему мой сын поет этой девчонке любовную песню?» — спросила она себя. Ей вдруг стало страшно. Она почувствовала, как кипит вокруг не жизнь и она не имеет над ней никакой власти. «Почему он выбрал эту песню? — удивилась она. — Интуиция подсказывает мне, почему он сделал это…»

Пол тихо сидел в темноте, а в голове его билась одна и та же мысль: «Моя мать — мой враг. Она сама не знает об этом, но я знаю: она олицетворяет собой джихад. Она родила меня и воспитала, но она — мой враг».

В свой семнадцатый день рождения Фейд-Раус Харконнен убил сотого в своей жизни раба-гладиатора из числа борцов, принадлежавших их семье. Наблюдатели императорского двора — граф и леди Фенринг, прибывшие ради этого события во дворец Харконнена на Гьеди Прайм, были приглашены на места рядом с членами семьи барона в золоченой ложе над треугольной ареной.

В честь дня рождения отпрыска баронской ветви и в напоминание всем остальным Харконненам о том, что Фейд-Раус является наследником, на Гьеди Прайм был устроен праздник. Старый барон распорядился, чтобы все были освобождены от работы, и было потрачено много усилий, чтобы создать в фамильном городе Харко иллюзию веселья: на домах развевались флаги, стены вдоль дороги, ведущей во дворец, были выкрашены заново.

Но в стороне от главной магистрали граф Фенринг и его супруга заметили груды мусора, обшарпанные коричневые стены, отражающиеся в грязных лужах унылые фигуры людей.

В обнесенных голубой оградой владениях барона било в глаза пышное великолепие, но и граф, и его люди видели, какой ценой оно было куплено: повсюду охрана, орудия, сияющие тем особым блеском, который сообщал внимательному взгляду о полной готовности к бою. Походка и выправка слуг, их постоянная настороженность и слежка за всем и вся с головой выдавали людей, специально обученных для ведения охраны.

— Механизм давления пришел в действие, — сказал граф своей супруге на их кодовом языке. — Барон начинает ощущать на себе истинную цену, заплаченную им за избавление от герцога Лето.

— Как-нибудь я расскажу тебе легенду о фениксе, — сказала она.

Они стояли в холле, ожидая, пока соберутся все, кто должен был присутствовать на семейном ристалище. Холл был небольшой, метров сорок в длину и вдвое меньше в ширину, но фальшивым опорам вдоль стен была придана коническая форма, а потолок имел форму свода — это создавало иллюзию большого пространства.

— Вот идет барон! — сказал граф.

Барон вступил в холл, двигаясь с той неестественной легкостью, которую придавали его движению суспензоры, буграми выступающие под оранжевого цвета плащом. На пальцах барона блестели золотые кольца, драгоценные камни украшали плащ.

Рядом с бароном шел Фейд-Раус, Его темные волосы были завиты в мелкие легкомысленные локоны, составляющие разительный контраст с мрачными глазами. На нем была плотно облегающая фигуру черная куртка и столь же тесные черные брюки, немного расширяющиеся книзу. Маленькие ноги прятались в мягких туфлях.

Леди Фенринг, отметив подтянутую фигуру юноши, его играющие под курткой мускулы, подумала: «Этот не позволит себе растолстеть».

Барон остановился перед ними и, покровительственным жестом взяв Фейд-Рауса за руку, сказал:

— Мой племянник, баронет Фейд-Раус Харконнен. — И, повернув к нему свое лицо, толстое и розовое, как у младенца, представил гостей:

— А это граф и леди Фенринг.

Фейд-Раус наклонил голову с приличествующей случаю вежливостью. Его взгляд остановился на леди Фенринг.

Это была золотоволосая красавица, гибкая и стройная. Платье без всяких украшений мягко облегало ее фигуру. Серо-зеленые паза смотрели на него изучающе. В ней было безмятежное спокойствие Бене Гессерит, и молодой человек нашел, что она могла бы заинтересовать его.

— М-да! — произнес граф, внимательно изучая Фейд-Рауса. — Э… аккуратный молодой человек, — граф посмотрел на барона, — Мой дорогой барон, вы сказали, что говорили о нас с этим молодым человеком? Что же вы ему сказали?

— Я рассказал моему племяннику об огромном уважении, которое питает наш император к вам, граф Фенринг, — ответил барон. Про себя он подумал: «Убийца с манерами кролика — самое опасное, что только может быть».

— Это, разумеется, само собой, — сказал граф и улыбнулся своей супруге.

Фейд-Раус нашел манеры и вид графа отвратительными. Они приоткрывали нечто, что требовало самого пристального изучения. Молодой человек сконцентрировал свое внимание на графе: маленький и с виду слабый человечек. На остром, лисьем лице огромные черные глаза, седина на висках. И необычность движений: он поводил рукой или головой в одну сторону — и тут же бросал их в другую. Следить за ним было трудно.