– Я подумаю над твоим предложением, – ответил Эрвин. – А ты подумай над моим.
– Погоди-ка, – помотал головой Джеремия, сверкнули алмазы на воротничке. – Ты сейчас снова запоешь свое: сдайся, открой ворота… Но ты же не пес, с тобой поговорить можно. Вот и давай побеседуем. Ага?
– Охотно.
– Скажи-ка, зачем ты все это затеял?
– Войну?
– Мятеж. Восстание против Адриана. Ты ж вроде умный человек… ну, по крайней мере, выглядишь.
– Разве ты не получал наше обращение?
Джеремия ухмыльнулся, показав блестящие белые зубы.
– Твоя сестрица – умничка. Владеет словом. Я тебе, знаешь, завидую: мои младшие – кромешные дуры, одна другой темнее. Никакой от них пользы, лишь головная боль. Им только деньги на наряды да женихов подавай… Сороки, право слово!
– Сочувствую.
– Ага… Так вот, я читал ваше с сестричкой послание. Предметы, ересь, смертоубийство – это я все уловил. Абсолютная власть Короны, упразднение Великих Домов – это я еще прежде вас понял. Не думай, что ты один такой умный. Мы, путевцы, давно учуяли, чем пахнет Адрианов прогресс. Тиранией – вот чем.
– Тогда почему спрашиваешь?
Маркиз потеребил жемчужную запонку.
– Я к чему веду. Положим, ты возьмешь Фаунтерру. Что вряд ли, конечно, но вдруг… Положим, состряпаешь какой-нибудь церковный суд, обвинишь Адриана в ереси да и спалишь на костре. И что тогда? Кто согреет ягодицы о престол?
– Об этом тоже сказано в обращении.
Маркиз хохотнул.
– Власть – законному наследнику? Безмозглому шуту, что ли? Ты серьезно?
– Шут – заговорщик и преступник, он лишен права наследования. За ним идет…
– Минерва Стагфорт – нищая северяночка с крохотным именьицем. Ты отдашь ей Империю? Нет, давай помедленней, чтобы без ошибки: ты – правда – отдашь – ей – Империю – Полари?
Мальчишка пытливо посмотрел в глаза Эрвину. Даже забавно: можно подумать, он способен разглядеть ложь.
– Я дал слово, – спокойно ответил Эрвин.
– Не ты, а Иона. Сошлешься, что, мол, сестра глупость сморозила?
– Она говорила моим голосом. Нет, Джеремия, в письме – правда.
– И ты посадишь на престол Минерву? Зачем?! Я не понимаю!
Эрвин пожал плечами:
– Пойми…
Маркиз подергал запонку, она оторвалась и осталась в руке. Маркиз удивленно уставился на нее, словно внутри жемчужинки таилась разгадка всех тайн. Вдруг лицо исказила ухмылка.
– Минерва не замужем, ага? А ты – холост?
– Милостью Праматерей.
– И ты заставишь ее…
– Я никогда ни к чему не принуждаю женщин.
– Никогда?
– Ни за что.
– Не принуждаешь?
– Ни в коем случае, – Эрвин изобразил невиннейшую мину. – Как правило, они сами меня упрашивают.
– И когда владычица Минерва Стагфорт начнет умолять тебя взять ее в жены, ты…
– Я просто не посмею разбить ей сердце. Нужно быть последним чудовищем, чтобы не внять мольбам девушки!
Лицо маркиза сделалось сально самодовольным – он восхищался собственной догадливостью.
– А когда вы с Минервой… Минервочкой, ага… возьмете Империю в свои мудрые руки – что будет тогда?
– Да ничего, – развел руками Эрвин.
– В смысле?..
– Что это ты меня допрашиваешь, любезный Джеремия? Давай-ка я спрошу. Ты доволен жизнью?
– Был. Пока ты не отхватил у меня полгорода.
– А если бы полгорода вернулись к тебе – был бы снова доволен?
– Да вроде.
– Богатство, власть, женщины – всего хватает?
– Хотелось бы больше. Но плакать не стану.
– А законы Праматерей? Порядки там всякие, заповеди, устои – как тебе со всем этим? Не мешает жить?
Джеремия улыбнулся:
– Закон дал мне этот город – с чего бы я был против закона? Вот когда разбойники, вроде тебя, отнимают…
– То есть, до войны ты всем был доволен?
– Ага.
– Вот и я тоже, любезный Джеремия, буду совершенно всем доволен, едва Адриан падет. Праматери сделали мир таким, как есть. А я не люблю с ними спорить.
– То есть, ты вернешь Палату Представителей?
– Отличное место, чтобы почесать языки. Мне всегда там нравилось.
– И отменишь всеобщую подать с земель?
– Я не жаден. Золото не приносит счастья, любезный Джеремия. Любовь, только любовь!
– А рельсовые стройки?..
– Будут идти, как шли. Как при покойном императоре и его не менее покойном отце. Вряд ли быстрее. Поспешишь – людей насмешишь.
Юнец подбросил запонку на ладони. Его лицо сияло не хуже алмазов.
– И последний вопрос, друг мой. Персты Вильгельма. Они ведь достанутся тебе?
– Владычице Минервочке.
– И что она с ними сделает?
– Ну, если она спросит моего совета… а девушки отчего-то считают меня умным парнем и часто спрашивают совета… так вот, когда она спросит, я скажу: «Дорогая, спрячь их в самой глубокой камере самого надежного подземелья, запри на шестнадцать замков и никогда о них не вспоминай».
Маркиз лукаво оскалился:
– А может быть, того, бросить их в океан, как и поступил некогда Великий Вильгельм?
– Мы с Минервочкой никак не сможем решиться на это. Говорящие Предметы – дар богов, нельзя отказываться! Чистое святотатство! Вильгельм Великий выбросил, но он же – Праотец… А мы – простые смертные. Кто мы такие, чтобы спорить с богами?
Маркиз Джеремия рассмеялся:
– Вот пройдоха! А еще говорят: северяне бесхитростны… Плюну в рожу следующему, кто так скажет.
– Так что же, теперь выслушаешь меня?
– Ага. Давай свое заманчивое предложение.
– С удовольствием.
– Только… секунду. Ваше преподобие!..
Маркиз подозвал епископа, тот сел на скамью подле господина.
– Его светлость Ориджин желает предложить нам условия мира.
– Мир всегда угоден богам, – кивнул священник.
– Я забираю армию и ухожу, – сказал Эрвин. – Нижний город остается за мной, я размещу здесь гарнизон в двести человек, но позволю всем, кто бежал к тебе в крепость, вернуться в родные дома. Также отпущу всех пленных – их у меня около полутора тысяч. Верхний город – за тобой.
Маркиз и епископ переглянулись.
– Великодушное предложение, – сказал святой отец.
– В чем подвох, Ориджин? – насторожился Джеремия. – Ты сдаешь мне город! Неужели от щедрот душевных?
– Я же сказал: жадность – не мой грех. Любовь правит миром. Вот я из любви…
Юноша фыркнул.
– А ты, – продолжил Эрвин, – по велению дружеской любви, распустишь свой гарнизон. Весь. У тебя, как мне известно, еще с полтысячи бойцов… Так вот, их не будет. Оставишь при себе две дюжины личной стражи. Прочие уйдут.
– Это куда? На Звезду? Ты свихнулся!..
– На фронт, любезный, на фронт. Герцог Лабелин – твой сюзерен – собирает войско. Ты пошлешь ему в поддержку полбатальона солдат. Ты будешь доволен: я оставлю тебя в покое. Я буду доволен: твои парни не будут торчать в моем тылу. А герцог Лабелин – тот просто расцветет от счастья. Когда я возьму столицу, верну тебе Нижний Дойл.
– А если нет? – спросил юнец.
– Господин, это честные и достойные условия. Нам стоит принять их, – вмешался епископ.
– Я сам слышал условия! – огрызнулся маркиз. – И хочу спросить: что, если нет?
– Хочешь спросить?
– Хочу, тьма сожри!
– Если ты откажешься?
– Да, если откажусь.
Эрвин подмигнул маркизу.
– Тогда я все равно уйду. И даже не оставлю гарнизона. Видишь ли, мои кайры не захотят жить на пепелище… Генерал-полковник Стэтхем обещал сжечь город, если вы не сдадитесь. Он – мужчина, свое слово держит.
Маркиз Джеремия Дойл потер подбородок. Забавно это вышло: никогда Эрвин не видел, чтобы юнцы потирали подбородки. Казалось, маркиз передразнивал какого-нибудь замшелого, насквозь премудрого старика.
– Хорошее предложение, – сказал погодя Джеремия, и интонация вторила жесту: нарочито замедленная, обстоятельная. – Достойные условия, как и сказал его преподобие. Ты оставишь мне полгорода и уйдешь, перестанет литься кровь, Глория-Заступница возрадуется. А когда получишь трон, ты вернешь мне Нижний Дойл, и так у меня в руках окажется целый город.
Только теперь капли яда отчетливо проступили в словах.
– Послушай… – вмешался Эрвин, но маркиз повысил голос:
– Целый город – подумать только! Ты возьмешь себе всю Империю, а мне – какая щедрость! – дашь целый город! Причем мой собственный, тобою же отнятый!
– Ваша милость, не гневите богов! – воскликнул епископ, маркиз даже не глянул в его сторону.
– Я вот что думаю, Ориджин. Я могу сорвать твой поход. Полезешь на штурм – потеряешь тысячи. Уйдешь – отрежу тебя от Первой Зимы. Начнешь осаду – простоишь тут, пока Адриан не явится за твоей задницей! Твой престол – в моих руках, так что научись говорить уважительно!
