– Кронос… – выдавил из себя Несс. – Что будет с Кроносом?
Пристяжной хмыкнул.
– Я не судейский, – бесстрастно обронил он. – Наверняка знать не могу. Но по опыту, так сказать, полагаю, что он весьма скоро встретится с коновалом.
Несс уронил на грудь голову. Попятился на заплетающихся ногах.
– Шевалье, – негромко окрикнул пристяжной. – Рекомендую вам околеть. Так будет лучше для всех. Для вас – в первую голову.
* * *
На закате, бросившись в общественный колодец, сломала себе шею Деянира. Несс всю ночь рыл могилы во дворе. Похоронил жену рядом с дочерью, забросал землей и потащился прочь.
В родовую конюшню он больше не вернулся. Наложить на себя руки, как Деянира, не сумел. Дни и ночи слились для него в сплошную, мутную и грязную субстанцию, неторопливо вытягивающую жилы и высасывающую жизнь…
– Шевалье!
Несс приподнялся с прохудившейся попоны, завернувшись в которую ночевал. Он не осознавал, где он, не понимал, почему еще не околел, и не различал окликнувшего.
– Меня зовут Кос. Я от Кроноса.
– Что?! – Несс вскинулся с попоны. – Что вы сказали? Кронос… Мой сын жив?!
– Он мертв. Казнен вчера по приговору суда. Но он был очень привязан к родителям. И при жизни хотел, чтобы вы узнали правду. Нам с трудом удавалось отговорить его поделиться ею с вами.
Несс пошатнулся, завалился на выпачканную в слякоти и грязи попону.
– Ступайте, – с отчаянием сказал он. – Мне не нужна ваша правда.
– Думаю, что вам и в самом деле она ни к чему. Но все-таки вы меня выслушаете. Дело в том, что в нашем мире бок о бок проживают две расы. Одна разумная. И одна почти.
Несс смежил веки.
– Довольно, – прохрипел он. – Я не хочу выслушивать прописные истины.
– Вам лишь кажется, что они прописные. Вы ведь думаете, что разумная раса – кентавры, а ущербная – хомо. Этому вас учили с младенчества. Так вот: дела обстоят абсолютно наоборот. Ущербны – мы. Любой и всякий, даже самые сметливые, самые талантливые, самые образованные из нас. В каждом кентавре гораздо больше от непарнокопытного, чем от примата. Мы – разрушители, мы не можем, не умеем созидать. Наши ученые в лучшем случае способны не забыть то, что помнили их предшественники. Наши лучшие инженеры, учителя, архитекторы, ветеринары, художники – всего лишь усердные исполнители.
Поначалу Несс старался не слушать. Потом слова стали доходить до него, а вместе с ними и суть. Мир накренился, затем опрокинулся, рухнул, встал с головы на ноги. И оказался еще более отвратительным, чем тот, прежний. В новом мире не осталось непонимания. Он был строен, логичен и примитивен. Сильная, безжалостная и равнодушная раса поработила слабую и совестливую. Унизила, обескровила и перекроила под себя. Тысячи лет хомо жили впроголодь и в нищете, бесправные, забитые, угнетенные. Но это они изобретали порох, печатные станки, электричество, радио, телеграф. Это их архитекторы проектировали жилища, их врачи находили побеждающие хвори снадобья, их мыслители писали философские трактаты, их композиторы слагали гимны, их механики собирали и совершенствовали оружие.
– Мы, в сущности, паразиты, – с горечью сказал напоследок Кос. – Наши селекционеры придирчиво отбирают особо талантливых. Этим хомо создают сносные условия, остальные обречены на прозябание в пожизненном рабстве. Обывателей же вожаки держат в неведении – наши власть имущие кровно заинтересованы в сохранении существующего положения вещей. Поэтому и было некогда внедрено мифическое понятие «китоврас» – индивид правящей расы, физиологически тяготеющий к порабощенной.
– Вы хотите сказать…
– Я уже сказал. Половые межрасовые отношения – миф. Но китоврасы есть и на самом деле. Потому что у хомо существует подполье: самые лучшие, самые отважые, принципиальные, непримиримые из них. Те, кто из века в век мечтает свалить власть кентавров. Подпольщиков мало, их травят, уничтожают, им необходимы оружие, медикаменты и убежища. Им необходимы мы. В том числе и как транспорт – когда приходится спасаться бегством.
Несса передернуло – его с детства учили, что нет большего позора для кентавра, чем посадить хомо себе на хребет.
– Вот оно что, – едва выговаривая слова, протянул он. – Вот оно, значит, как. Китоврасы умирают из-за несчастных, презренных хомо…
Кос усмехнулся устало.
– Нет, – сказал он. – Не совсем так. Не будь хомо, кентавры давно бы одичали и вымерли. Не будь нас, хомо бы процветали. Мир несправедлив, но есть и еще один вариант эволюции. Третий, промежуточный. Он называется равноправием. Мы верим, что рано или поздно его добьемся. Ради него мы гибнем – из принципа. Ради него кладем шеи под топор коновала… Мне нечего вам больше сказать, шевалье.
* * *
За час до рассвета Несс вышел к реке. С минуту стоял недвижно, готовя себя к тому, что ему предстоит. Затем сиганул с набережной в воду. Из последних сил, надрывая жилы, поплыл к противоположному берегу. За спиной всполошившаяся береговая охрана открыла огонь, но он плыл и плыл, не обращая внимания на клюющие речную поверхность пули.
Он достиг берега хомо, когда уже рассвело. Оступаясь и оскальзываясь, взобрался на глинистый склон. На заплетающихся ногах побрел к застывшей в ожидании его приближения троице.
– Ты кто? – шагнул вперед костлявый седой хомо.
Несс отдышался. Мотнул головой.
– Я-то? – переспросил он. – Я – китоврас.
Юлиана Лебединская
Ба-а-арин приехал
(входит в авторский цикл «У каждого свои тараканы»)
Неважно, сколько тараканов в голове у собеседника. Главное, чтобы они ужились с вашими.
Спрятаться. Затаиться. Отсидеться в укромном месте. Легко сказать! Татьяна стучала каблуками по асфальту, волоча за собой внушительных размеров чемодан. На сборы самого необходимого ушло два часа. Это – на полтора часа больше, чем дал ей Сеня. За медлительность свою едва не поплатилась – выйдя в подъезд, она услышала мужские голоса и угрожающий топот ног. Уходить пришлось через чердак. Вместе с чемоданом, мать-его-растак. Пятый этаж, железная лестница, проклятый чемодан грохочет. Сейчас услышат, бросятся следом. Нет, кажется, пронесло. Голоса в подъезде затихли. Ключ от чердачной двери дрожал в руках, а замок, открываясь, заскрипел, словно последняя сволочь. Но вот она уже петляет по темному пыльному помещению. «Выбьют ли дверь? Разнесут ли квартиру?» – стучали в голове вопросы, пока она перешагивала через трубы и прочий хлам. «Догадаются ли про чердак?» Татьяна на секунду остановилась, прислушалась. «А может, это и не за мной шли? Мало ли кто мог шуметь в подъезде…»
