– Вы поосторожней. Вдруг он и правда египетский бог. Еще обидится. Нашлет на нас какую-нибудь гадость…
– Уже наслал. Тащимся на другой конец города ночью…
– Нет, нельзя так говорить! Какое ни есть, а приключение, – назидательно сказала Арина. – Хоть что-то новое. У меня от этой схемы дом-работа-дом-работа скоро начнется эта самая, как в старых романах… инфлюэнца.
– А дома-то, небось, волнуются.
– Так позвоните.
– Уже позвонил, пока вы с шофером договаривались.
Разговор угас. Саша рассматривал сверток. Ему даже начало казаться, что он начал под складками ткани различать, где у тушки лапки, а где мордка. И даже, какое у этой мордки выражение.
Машина вновь заложила крутой поворот. Однако на сей раз Арина удержалась на месте, крепко вцепившись в лавку обеими руками. Саша досадливо взглянул на нее – у Арины была такая тонкая, сильная талия, чувствовалось даже сквозь подбитое ватой твидовое пальто. Вот и упорхнуло счастье за эту чудо-талию подержаться. Одной ночной фантазией больше. Или меньше. Не понятно.
Между тем Арина перехватила его взгляд. И по тому, как она искривила губы, Саша вдруг понял, что она прочла его последнюю мысль точно, буква в букву. Может, в темноте обостряются телепатические способности? Его прошибла испарина.
Он хотел замять неловкость рассказом про жрецов Себека, поинтересоваться, известно ли ей про распространенное египетское имя, которое на русский переводится как «Себек радуется» или «Себек доволен», но язык не послушался, спросил совсем другое.
– Извините, Арина… У вас мужчина есть? Ну там муж, или что…
– Есть, конечно. Он работает в «Интерфуд плюс», мы через них фрукты закупаем, финдиректором. Про таких говорят «хороший человек». Больше добавить практически нечего. Мы поженимся следующим летом. Или осенью. Когда достроят дом, где мы проплатили двухкомнатную. Если бы меня кто-нибудь спросил, счастлива ли я, я сказала бы «почти да». Только сейчас никто не задает таких вопросов. Как будто слово «счастье» – оно…
– …Табуированное, – подсказал Саша. Недавно он уже размышлял об этом, когда листал в гостях у племянницы брошюру «Темы для сочинений, 10 класс». Абстрактные темы вообще куда-то подевались, вместе с большими красивыми словами «добро», «правда», «справедливость». Может, схоронились на время, а потом, через десяток лет, вылезут, исхудавшие, но непобежденные, из своих катакомб?
Побуксовав не для виду, машина встала – водитель заглушил двигатель.
«Приехали! Там она – ваша „Заря“. Дальше дороги нет!»
Узенькая полоска света между створками дверей превратилась в широкое бледно-золотое полотнище.
Сугробы сменялись ледяными скользанками, но идти было в охотку.
Они быстро миновали спящий микрорайон, который, припомнил Саша, назывался Печники. Двухэтажные дома послевоенной застройки дышали уютом будто и впрямь в сердце каждого из них топилась белая русская печь, а на ней бил баклуши Емеля.
Местные жили наполовину сельским укладом – тут и там виднелись прирезанные к балконам первого этажа огородики в квадратных скобках смородиновых кустов, на дверях подъездов не водилось домофонов, самосадом росли гаражи и на грибные поросли смахивали вентиляционные выходы погребов, снабженные мухоморными шляпками.
Жильцы уже спали – только в одном незашторенном окне спорили о футболе хмельные хари, да еще, пожалуй, кое-где темнота комнат была подсинена телевизионными отсветами.
Указатель "На «Зарю» обещал триста метров. И Саша с радостью отметил, что вот еще целых триста метров перед ним будет законно вышагивать красивая и почти незнакомая женщина.
Арина молчала. Но молчание это было не отчуждающим, а напротив – каким-то хорошим, светлым. Саша с удовольствием вообразил, что она сейчас думает про него.
Остановились у ворот «Зари». Арина нажала на кнопку звонка. Со двора донесся звон цепи, совсем уже деревенский – это сторожевой кабыздох высунул башку из будки.
Но вот звон стих и воцарилась ночная, лесная тишина.
Обоим вдруг показалось: никто и никогда не выйдет на их зов.
И Саша со всей остротой ощутил, насколько же шизанутой была затея хоронить горемычного крокодила именно здесь, именно сейчас. Не говоря уже о том, насколько все это вообще ненормально.
Неожиданно Арина сняла меховую рукавицу и протянула Саше руку.
– Давайте вы будете звать меня Аришей, – предложила она.
– Легко! – Саша заметил, у нее крепкое рукопожатие.
– И еще… Давайте перейдем сразу на «ты». Я обычно против всего такого… Мое правило – никаких брудершафтов. Но с вами… я и так уже два раза ошибалась.
– Я заметил, – Саша польщенно улыбнулся.
И тут… как будто на небесах дали зеленую улицу. Всё вдруг стало двигаться шустро и плавно, как действие в балете. Им тотчас отперли. Охранник был уже предупрежден Молоштановым и в своей рефлексии над ситуацией ограничился куплетом из песни про крокодила Гену и вопросом, почему не приехала Шапокляк.
Он был явно выпимши, но запаха не чувствовалось. Впрочем, Саша знал, так бывает – давным-давно водитель автобуса дядя Петя объяснил подростку Саше, что лучший друг таксиста – настойка боярышника на спирту, сердечное средство. Воздействие классическое, запаха – ноль.
Их впустили и даже проводили туда, где, словно в сказке о Двенадцати Месяцах, чернела среди снегов жирная плешь незамерзающей поляны. Даже предложили чаю. От чаю они, правда, отказались.
Нехотя пошел снег.
Вначале они уложили крокодила в центр поляны, затем Саша отступил от краев свертка на полметра и, оттащивши трупик в сторону, принялся рыть. Саша налегал на свое тупое орудие, Ариша тут же выгребала землю совком. Слаженно, почти мануфактура.
И вроде бы, задача пустяковая, но вглубь продвигались медленно.
Несмотря на кусачий мороз, оба быстро вспотели. Саша освободил горло от шарфа, расстегнул куртку и стянул с головы черную вязаную шапочку, какие в малоимущих слоях населения зовут «киллерками». И если раньше он, нестриженый и небритый, в своей ношеной, сплошь черной секондхендовской одежке, был похож на перевоспитавшегося каторжанина, то, расхристанный и потный, он стал похож на каторжанина беглого. Опасного. На все способного.
Ариша придирчиво осмотрела его с ног до головы. Прыснула.
– Не боишься простудиться?
– Никак нет! За крокодила, любимца публики, не пощажу живота своего… – с мрачной иронией присягнул Саша. – Да здравствует Древний Египет, наше светлое прошлое!
Они вгрызлись в черную, комковатую почву еще на сантиметр, когда в кармане Сашиной куртки задребезжал мобильник.
– Ты сейчас где? – спросила Леля, в ее голосе сквозили стервозные нотки.
