- Ещё километров двести с ма-а-аленьким гаком, и Кемерово примет четырёх усталых путников, обеспечив им, кров и пищу. - Алмаз мощно зевнул, и потянулся. - Вот только при таких заоблачных скоростях... Короче, все поняли, что я имею в виду.
- Так выйди, подтолкни... - Сказал Шатун. - Глядишь, ускорение получим, и через часок-другой, Кемерово узрит наши счастливые лица. Не появилось желания?
Алмаз ничего не ответил, притворившись, что засыпает скоропалительно и неотвратимо. Громила скорчил ехидную мину, и уставился в окно.
- Книжник, расскажи анекдот, что ли... - Без особой настойчивости попросила Лихо. - А то засну сейчас, как этот говорун на соседнем сиденье. А женщина, засыпающая за рулём - это пострашнее глупостей Алмаза, которые он имеет обыкновение - озвучивать, пытаясь заставить меня трепетать перед его интеллектом...
Алмаз пробурчал что-то невнятное, по-видимому, и в самом деле засыпая. Книжник закатил глаза кверху, но явно не для того, чтобы вспомнить хоть какой-нибудь анекдот. А скорее всего - выбирая, какой из них посмешнее. Потом нерешительно кашлянул, и предложил:
- А хочешь... я тебе стихи почитаю? Нормальные стихи.
- Сам музу насиловал? - Заинтересовалась блондинка. - Или списал у кого-нибудь, в небезуспешной попытке выдать за свои вирши? Колись, очкастый.
- Ну, списал...
- Ай, правду сказал! - Лихо звонко щёлкнула пальцами. - Ладно, давай, охмуряй слабую женщину... Давно мне стихов в нежное ушко не нашёптывали с придыханием. А если быть, совсем педантичными, то не водилось у меня в жизни, таких моментов. Про "давно" - я так, без всяких на то оснований, сказала. Покажите мне женщину, которой весьма за тридцать, и она не сочиняет невинные сказочки про некую реальность, в которой ей хоть иногда хотелось бы пожить. С галантными ухажёрами, орхидеями, которые очаровательно смотрятся на шёлковом постельном белье в лучах восходящего солнца. И шедеврами мировой поэзии, посвящёнными ей одной - неповторимой и божественной... Читай давай. Пока я сама тебе на уши не присела.
Книжник откашлялся, и начал читать.
Мы напишем эту пьесу,
где драконы и принцессы.
ренегаты, пилигримы,
колдуны...
стали звон, гербы и латы,
и патетика баллады,
и король -
не возвратившийся с войны...
где разлука вместе с ложью,
как шагреневая кожа,
к эпилогу исчезает -
без следа.
но оставит боль утраты,
и лакеям, и солдатам,
и чуть-чуть -
великосветским господам...
где донос, стилеты, яды,
чернокнижные обряды.
и балы, и монологи -
о Любви...
перепутья тьмы и света,
талисманы, амулеты.
и сдержавшаяся клятва -
на крови...
где молитва, честь и вера,
реверансы и манеры.
парадоксы и дилеммы,
и весна.
искупленье, доблесть, слава,
на простое Счастье право.
только жаль,
что эта пьеса -
не о нас...
- А ещё что-нибудь знаешь? - Спросила блондинка, помолчав с минуту. - Читай...
Книжник чуть помедлил, и продолжил.
...вы слишком хороши для этих снов,
где плачут свечи с запахом лаванды,
где с виконтессами - патриции и гранды,
на аметистовой террасе пьют вино...
и в дилижансе - с тройкою гнедых,
где ждёт поклонник в звании корнета,
знаток интриг, дуэлей и сонетов,
вас увлекут на Беспечальные пруды...
а здесь уклад - лиричен, мил и стар:
встречают лебеди, фламинго и павлины,
и фрейлин ветреность нужна гардемарину,
с паяцем в шахматы играет бакалавр...
и тут алхимик с трубадуром воспоют,
коварный нрав субретки быстроглазой,
разбив на эфемерные алмазы,
ладонями - фонтанную струю...
ваш визави - галантен и кудряв,
вновь угощает монпансье и каламбуром,
шутливо выбранив адептов Эпикура,
забеспокоится - когда же там заря?...
а вы отыщете - пока ещё вакантный,
плющом закутанный беседочный причал,
и сокровенность, с придыханием шепча,
лицом уткнётесь прямо в аксельбанты...
а я опять побуду с тишиной,
и вами - так счастливо спящей, вкупе.
но ревновать, я точно знаю - глупо,
вы слишком хороши для этих снов...
- Считай, что я растаяла, окончательно и бесповоротно... - На долю секунды лицо Лихо стало каким-то беззащитно-трогательным, мечтательным. - Но вместе с этим, прошу учесть, что предыдущее высказывание не подразумевает выдачи никаких авансов, до безобразия утрамбованных любовно-лирической составляющей. За стихи - моё сказочное спасибо. Как-нибудь ещё раз прочтёшь, не всё же время предаваться грубой прозе жизни, без малейших её прикрас...
- Аист летит. - Вдруг сказал Книжник, пропустив мимо ушей последние слова блондинки. - Аист, настоящий... Откуда? Они до Сдвига, насколько я знаю - в Тихолесье водились, но я их там ни разу не встречал. А чтобы здесь, на Западно-Сибирской равнине... Как он выжил вообще?
Большая птица, изредка взмахивая чёрно-белыми крыльями, величественно парила метрах в ста над землёй: отлично видимая на фоне ослепительно-бирюзового, с примесью легчайшей, почти незаметной оранжевости, безоблачного неба.
- Картинка из прошлого... - Книжник заворожено смотрел вверх, задрав голову. - Как в Новгороде...
- Был бы нелишним помнить, чем закончилась вся эта идиллическая размазня в Нижнем... - Шатун, насколько позволяли его габариты, придвинулся к Книжнику, и тоже смотрел в окно. - А то сейчас как начнёт понужать, да со всем размахом... Будет тебе романтика.
- Слышь, ты - вещий ворон... - Лихо скептически покосилась через плечо. - Завязывай со своими "кар-кар". Дай человеку душой расслабиться.
- Четыре дня уже расслабляемся. - Громила отодвинулся на своё место. - Мало, что ли?
Ему ничего не ответили. Аист грациозно парил над грешной землицей, смотрясь при этом почти чужеродным существом, которое оказалось здесь по какому-то недосмотру высших сил, надзирающих за этим искалеченным миром. Потом он взмахнул крыльями, и направился в противоположную от движения "Горыныча", сторону. Книжник долго провожал его взглядом, пока тот не превратился в еле видную точку.
- Если бы я был суеверным и впечатлительным организмом, то я бы решил, что небеса подали нам, какой-то тайный знак. - Шатун принялся выполнять упражнения на гибкость запястий. - Только знать бы ещё - какой? Может, книголюб расшифрует?
- Сам расшифровывай! - Неожиданно резко огрызнулся очкарик, как-то вызывающе сверкнув взором за стёклами своих окуляров. - Лишь бы пёрнуть чего, не подумавши...
Громила озадаченно похлопал глазами, и отвернулся к своему окну, логично рассудив, что дальнейший разговор, ни к какому умиротворяющему результату, скорее всего - не приведёт. Алмаз уже дрых напропалую, нисколько не притворяясь, временами негромко всхрапывая. Лихо тоже промолчала, оставив каждого наедине со своими эмоциями.
