— Знаю, знаю, — перебил его Мартини. — Что я вам говорил? Эта женщина играла с огнем!
— Вы несправедливы к ней, Филиппе, поверьте мне. Анжелика чистая, добродетельная женщина. Мы должны помочь ей.
Итальянец остановился против своего гостя и, выпучив глаза, закричал:
— Может быть, вы думаете, что она сгорела, может быть вы думаете, что она убита, или, может быть, по-вашему, она заключена в тюрьму? Ничего подобного! Она увезена Максом Куинслеем и находится в одной из его резиденций.
— Вот это-то и ужасно, — вставил Фишер, когда Мартини сделал передышку.
— Кто знает, ужасно ли…
— Стыдитесь, Филиппе, ваше подозрение ни на чем не основано.
— Я слишком любил Рене Герье, чтобы равнодушно видеть, как эта женщина забывает его.
— Откуда вы взяли, Филиппе? Она страдает еще до сих пор!
Мартини пробежался по комнате; когда он снова остановился, лицо его было совершенно иным.
— Проклятый Куинслей, он совсем распустился. Анжелика лишила его разума. В этой женщине есть что-то такое, что влечет к ней мужчин. Если сказать правду, я и сам относился к ней всегда с особой нежностью.
— Вы не можете винить ее за это.
— Дорогой Отто, я собирался к вам в то время, как вы ехали сюда. Участь мадам Гаро беспокоит меня, как и вас. Ради нашего друга Рене Герье мы должны вырвать ее из рук Куинслея.
— Конечно, мы должны сделать что-то, но я ничего не могу придумать.
— Единственный, кто нам может помочь, — вскричал Мартини, — это мистер Роберт. Мы должны немедленно направиться к нему. Я готов, берите, Отто, свою палку и шляпу.
Фишер встал. Лицо его озарилось широкой улыбкой.
— Филиппе, вы гениальный человек. Честное слово, я перебрал в голове всех знакомых и незнакомых, но почему-то забыл Роберта.
— Идемте, Отто. Вагон тюба отходит через десять минут. Мы поедем в лабораторию мистера Роберта. Думаю, мы еще застанем его там. Сегодня утром он не приезжал в Высокую Долину.
Друзья вышли на дорогу и стали спускаться по крутой тропинке к станции тюба. Когда они выходили на площадку, роскошный автомобиль быстро подкатил к станции. Из него вышли Роберт Куинслей, Блэкнайт. Последний увидел Мартини, весело закивал ему, поднимая высоко над головой шляпу. Итальянец подтолкнул шагавшего рядом Отто.
— Прекрасный случай переговорить сейчас же с мистером Робертом.
— Может быть, неловко обращаться к нему здесь с нашей просьбой?
— Пустяки, Отто, теперь дорога каждая минута.
Блэкнайт уже заметил растерянный вид двух друзей и сказал что-то по этому поводу своему спутнику.
Они остановились, поджидая. Мартини без всякого вступления начал:
— Мадам Гаро пропала, дом ее сгорел. Какая ужасная история разыгрывается в Долине! Скажите мне, перед кем будет отвечать виновник преступлений, которые учащаются здесь за последнее время?
Герр Отто незаметно дернул за рукав разошедшегося итальянца. Сам он сказал:
— Мадам Гаро наша хорошая знакомая, и мы принимаем в ней близкое участие.
Роберт смотрел серьезно и печально. Он широко расставил свои длинные ноги и нагнулся вперед к маленькому итальянцу.
— Синьор Мартини, — сказал он, — ваш гнев совершенно справедлив. Случай с мадам Гаро подтверждает то, что в Долине замечается произвол, который, конечно, надо искоренить… Что касается мадам Гаро, то могу вам сказать, что сделаю все, чтобы открыть место ее пребывания и придти ей на помощь, если ей грозит какая-либо беда.
Мистер Блэкнайт схватил одной рукой руку Мартини, а другой — руку Фишера и сказал с ударением:
— Если мистер Роберт берется за какое-нибудь дело, он доводит его до конца. Но, по-моему, с мадам Гаро не случилось ничего страшного. Не понимаю только, зачем был инсценирован поджог? Разве для того только, чтобы…
— Не будем пускаться в догадки, — заключил Роберт. — Итак, господа, вы можете спокойно отправляться по домам, а нам с мистером Блэкнайтом надо спешить.
Заседание, созванное Максом Куинслеем, должно было быть многолюдным. В Долине было два подходящих для этой цели зала: первый — в главном здании пушечного завода, второй в обсерватории. Выбор пал на первый. Приглашения были посланы всем мало-мальски ответственным работникам, как приезжим, так и местным.
День выдался прекрасный. Осеннее солнце грело по-летнему. По бирюзовому небу плыли небольшие кудрявые облака.
Вереницы автомобилей, оглушая воздух ревом гудков и сирен, неслись к пушечному заводу по всем дорогам. Тяжелые пассажирские аэропланы и маленькие, легкие, как птицы, слетались со всех сторон. Поезд электрической дороги пришел переполненным. Многие прилетали на собственных крыльях. Необъятная площадь заводского двора скоро была запружена экипажами всевозможных типов; люди, возбужденные интересом к предстоящему сообщению «самого Макса», стремились к широким ступеням центрального здания. Меж монументальных i-колонн перед фасадом толпа текла к открытым дверям. Высокий зал с белой колоннадой вокруг, с местами внизу и на хорах, быстро наполнялся. Шарканье ног, голоса сливались в один сплошной гул. На высокой эстраде стоял ряд столов, за ними на возвышении помещались секретари. Эстрада была пуста.
Ровно в два с половиной прозвонил резкий электрический звонок, и на эстраду вышли члены правительства. Тут были Тардье, Крэг, Шервуд, Кю, Гри-Гри и другие. Они заняли кресла с высокими спинками за средним столом. Два средних кресла оставались пока пустыми.
Прозвучал второй звонок. Шум в зале стих. Мартини, Блэкнайт, Чартней и прочие, прибывшие из Высокой Долины, сидели в первом ряду, около прохода. Люди в серых однообразных одеждах с номерами на груди составляли фон, по которому были разбросаны сравнительно немногочисленные иностранцы в своих черных костюмах и белоснежных крахмальных сорочках. Изредка, резкими пятнами, выделялись голубые, красные и темно-зеленые мундиры военных.
— Такого торжественного заседания никогда еще не было в Долине, сказал, наклоняясь к Блэкнайту, Мартини.
— Вероятно, мы услышим сегодня что-то, чему Макс придает особую важность. Он долго готовился к этому сообщению, меньше уделял внимания событиям в Долине. Даже эпидемия не испугала его, а угроза против Высокой Долины до сих пор не приведена в исполнение.
Висконти, сидевший по другую сторону Блэкнайта, тихо добавил:
— Говорят, Макс проводил у себя в лаборатории дни и ночи.
Прозвонил третий звонок. В зале воцарилась мертвая тишина. Взгляды присутствующих устремились на открытые за эстрадой двери. Из них вышли Макс и Роберт Куинслеи. Первый шел несколько впереди. Голова его была высоко поднята, лицо бледно, движения резки и порывисты.
