Что мы делали? Имею в виду, с Мусенькой. Ничего особенного. Улучшали свою физическую форму, приводили в порядок дом и хозяйство, я участвовал в разного рода колхозных работах, когда требовалась малая механизация - два маленьких четырёхколёсных трактора, отжатых мною ещё в период их конструирования, исправно служили. Начиная с разгребания наносов снега и вывоза навоза на поля, заканчивая перевозкой телег с молочными бидонами или волочением брёвен для построек. Потихоньку обучил деревенских ребятишек этим премудростям и выкатил в адрес завода несколько портянок замечаний и предложений. Да, неуклюжие маломощные недотягачи продолжали собирать всё там же, на авиазаводе, потому что это требовалось армии.
Провели ревизию своего двухместного самолёта и опробовали его - ни капельки он не сгнил.
И никуда мы не рыпались - Сталин, как я понял, решил нас на какое-то время изолировать, а ему, всё-таки, виднее.
Так и шло время. Наступил новый тысяча девятьсот сорок третий год. В прошлой нашей жизни фрицы в это время сидели под Сталинградом. Неуютно сидели, но намного восточней, чем сейчас. А в этой реальности они не смогли дойти даже до Донбасса. И Днепрогэс нам взрывать не пришлось. К тому же я даже представить себе не мог, где окажутся фашисты весной потому, что очень уж непонятно выглядят происходящие на фронтах события - мы даже линию фронта на карте не можем толком отметить.
Заехал за нами тот самый младший лейтенант госбезопасности, с которым я поссорился ещё в Румынии. Отвёз на машине на аэродром, откуда мы и вылетели в Москву на Ли-2. И происходило это во второй половине февраля - самые сильные морозы уже оттрещали, но теплом пока и не пахло. Особенно пробирало по утрам - днём-то выглядывало солнышко, делая мир вокруг ярким и привлекательным.
***
Генерала этого я в лицо не знал, а представился он Павлом Анатольевичем. Встретились мы в его кабинете в здании на Лубянской площади, рядом с которым пока нет ни памятника Дзержинскому, ни магазина "Детский мир". Судя по тому, как Мусенька напряглась - уж она-то догадалась, кто это такой. Но говорить об этом сейчас было совсем не с руки.
- Нам нужно больше информации по персоналиям, участвующим в ядерном проекте американцев, - сказал он, едва завершилась процедура приветствий и представления. - А для этого мне рекомендовали поделиться с вами сведениями о том, что нами сделано, и что удалось выяснить.
Проще всего оказалось с товарищем Бором. Письмо короля Норвегии оказало на этого датчанина самое убедительное воздействие, и он с удовольствием покинул оккупированную нацистами Данию, чтобы продолжить свои работы в нашей стране. Немного сложнее обстоят дела с товарищем Ферми. Один из его учеников по нашей просьбе связался с ним, но тот отказался бросить начатое дело, пока не получит окончательного результата, - вопросительный взгляд в наши стороны и толчок Мусенькиного локотка мне под рёбра.
- Физики, они такие, - кивнул я с умным видом. - Нельзя их сдёргивать, когда идут исследования. А то, и сами не заметят, как заведут всех за угол из-за какой-нибудь оплошности со знаком в формуле или неправильно прочитанной закорючки. Если этот самый ученик сотрудничает и с нами, и с Ферми, то всю нужную информацию мы обязательно получим.
- Да, - кивнул Павел Анатольевич. - Более того, товарищ Ферми действительно добился получил нужного результата и уже выехал в нашу страну вместе со своим учеником, тоже весьма обещающим физиком. Но возникли некоторые затруднения с господином Фейнманом. Несмотря на то, что удалось разыскать его дальних родственников, живущих в нашей стране, которые с удовольствием с ним встретились и самым радушным образом пригласили переехать к ним, положительного ответа получить не удалось. Хотелось бы побольше узнать об этом человеке. Кстати, Сейчас он ещё студент Принстона.
Разумеется, я посмотрел на Мусеньку - это она у нас ужасно любит читать книжки.
- Знаете, из прочитанного у меня сложилось впечатление о нём, кстати, как его имя?
- Ричард.
- Так вот, он кажется мне человеком наблюдательным, весёлым, решительным и надёжным. Мастером непредсказуемой выходки и рискованной шутки. Помню, как он вскрывал сейфы своих коллег, чтобы взять оттуда нужные ему для работы материалы. То есть - его невозможно запугать, но на правильную аргументацию и отреагирует правильно. А как в Америке идёт разработка ядерной бомбы?
- Трудно сказать, - улыбнулся Павел Анатольевич. - Слов "Манхэттенский проект" пока нигде не произносят, но работы с ураном уже ведутся. Именно с двести тридцать пятым. Попытайтесь вспомнить хотя бы ещё что-то связанное с этой тематикой.
- Лос-Аламос - шлёпнул я себя по лбу.
- Ой! - воскликнула Мусенька. - А ещё Оппенгеймер уже после того, как создали ядерную бомбу, боролся за нераспространение ядерного оружия и его за это даже как-то... отлучили, кажется.
- То есть сам его сделал, и сам же захотел уничтожить? - уточнил Павел Анатольевич.
- Как-то так, - согласился я, - потому что это по-настоящему бесчеловечное оружие, уничтожающее и калечащее огромное количество людей.
- Зачем же они тогда его создавали?
- Чтобы прихлопнуть фашизм, - объяснила Мусенька. - Гитлер - не менее страшный зверь, чем атомное оружие. И от него успели пострадать многие. И от зверств его подручных.
- Кажется, вы нам очень помогли, но если вспомните еще, хоть что-то - дайте знать немедленно. Даже если это покажется сущим пустяком.
Выйдя из здания на Лубянке, мы решили пройтись по февральской Москве. Было не слишком морозно, поэтому прогуливались не спеша и разговаривали - возникло понимание, что нам теперь не только доверяют, но и пользоваться стараются аккуратно, чтобы ненароком не вызвать с нашей стороны негатива, не настроить на неправильную волну. А то поначалу не раз случались разные удивительные истории - ну, не было ещё наработано приёмов обращения с людьми, прибывшими из будущего. Правда, изменения в взаимодействии с нами мы заметили только теперь, когда толку от имеющихся у нас сведений осталось немного - всё вокруг сильно изменилось. Мы, однако, уверены, что смогли добиться некоторых улучшений, и, кажется, ничего не испортили.
- Знаешь, Шурик, я не всегда могла сдерживаться, когда рассказывала о том, что будет, - призналась Мусенька. - Особенно, когда речь шла о репрессиях. Думаю, наболтала лишнего. Или, наоборот, недостаточно ясно дала понять, в чём заключалась неправильность того, что тогда творилось?
- Не переживай так - ты все сделала верно. Ведь сведения, которыми ты располагала, не были объективными - читая об этом периоде, ты всегда имела дело с мнениями людей, а они крайне редко бывают совсем непредвзятыми.