Гомер улыбался.
Космониты были легки и свободны, они родились и выросли на своей станции, они никогда не видели голубого неба — им было привычнее черное. Зато они всегда были ближе к чуду.
* * *
«Гелионис» как модель будущего.
Доктор Чеди: государство — семья или каждая семья — государство?
Грозит ли человечеству отчуждение? Южные либеры считают: МЭМ нужна не всегда.
Сирены Летящей. Судьба Дага Конвея. Третья звездная зависит от вас.
Проголосует ли население Земли за Третью звездную? Не увлекут ли всех за собой либеры? Почему людям действительно не отдохнуть от прогресса? Синтезатор дает все, важно лишь окончательно отладить его коды. Мнемо позволяет прожить три, четыре, пять жизней. ТЗ и реалы позволяют как никогда глубоко почувствовать свою душу… Зачем же космос? Зачем МЭМ? Зачем все эти волнения?… В конце концов, все рабочее общение можно свести к общению голографических двойников.
Гомер вспомнил убитое лицо Зиты. Она считала, что общается с живыми людьми…
Грозит ли человечеству отчуждение?
Почему бы и нет?… В конце концов, ни Мнемо, ни синтезатор сами по себе не объединяют.
Либеры — за Мнемо и синтезатор. Они хотят разбрестись по миру, отключиться от МЭМ, забыть о мегаполисах и непосильных проблемах. Почему бы не дать человечеству отдых в сотню, в две сотни лет?
Гомер вздохнул.
Возможен ли такой отдых?
Он смотрел в единственную дрожащую в зените звезду и думал сразу о многом: о странной судьбе космонитов и странной судьбе великих, даже величественных открытий, о Зите, о всеобщем голосовании, либерах, программе «Возвращение» и снова — о Зите.
Терраса была пуста.
Доктор Хайдари на минуту остановился.
Давно ли здесь звучал голос маленького Гомера?… Время течет… Особенно быстро оно течет для людей его поколения. Еще год-два, и он, доктор Хайдари. уедет на острова, где можно гулять по каменистому берегу, смотреть на океан, на плывущие над ним облака — ведь мы так редко смотрим в небо — и думать, вспоминать, чувствовать…
Общая школа. Большие игры. Может ли воспитанник третьей группы метнуть стрелу на семьсот метров?
Доктор Хайдари улыбнулся. Ничуть не сутулясь, прямой, как трость, он размеренно ступал по ровным каменным плитам, выложенным в траве. Он желал удачи юному смельчаку, решившемуся так натянуть тетиву, чтобы стрела улетела на семьсот метров. Когда-то это удавалось Гомеру. Ждан рос более спокойным, его воспитывала Общая школа. Поступки Гомера всегда отличались некоторой отчаянностью, но доктор Хайдари не жалел тех лет.
В свое время он отдал Гомеру пять лет. Почти пять лет голос Гомера звенел рядом, раздавался его смех, а случалось, и плач. Присутствие маленького Гомера корректировало все планы доктора Хайдари, но он никогда не считал эти годы потерянными.
— Простите, который час?
Доктор Хайдари вздрогнул.
Из кустов сирени выглянула живая скульптура. Кто-то нацепил ей на голову легкомысленную цветную панамку. Живая скульптура выглядела растерянной.
— Шестнадцать тридцать.
— Ну вот, — обрадовалась живая скульптура. — Это совсем другое дело… Проходил здесь один… — Живая скульптура растерянно улыбнулась. — Я спрашиваю, который час? А он отвечает: тридцать семь часов пятьдесят четыре минуты. Это что же за время? Где бывает такое время?
— Может, в поясе астероидов?
— Если и так, все равно странное. Такие большие цифры меня нервируют. Тридцать семь часов пятьдесят четыре минуты, — ошеломленно повторила она.
Доктор Хайдари улыбнулся.
— Ты впервые здесь? Тебе подсказать дорогу? — Живая скульптура сочувственно оглядела доктора Хайдари. Ему всегда казалось, что живые скульптуры смотрят не только глазами, но всем телом.
— Нет, не впервые. — Доктор Хайдари кивнул в сторону жилого корпуса. — Я здесь живу.
— Ну? — обрадовалась живая скульптура. Она поразительно напоминала живого человека, но с человеком бы ее не спутал даже ребенок. — А вот мы нигде не живем. Я имею в виду, мы — живые скульптуры.
— Все относительно, — философски заметил доктор Хайдари. — В некотором смысле все мы сейчас нигде не живем, это правда.
— Послушай, улетай на острова, — доверительно подсказала живая скульптура. Наверное, совсем недавно она беседовала с каким-нибудь либером. — Тебе не мешает подышать простором, ты к этому склонен… Свободный среди свободных, а?
Он усмехнулся.
Свободный среди свободных. Звучит неплохо.
Скажем, Ага Сафар… Разве не исчезновение создало вокруг него ореол полной свободы?
Он повторил про себя: «Свободный среди свободных».
Мнемо — ваше будущее. Довольны ли вы прожитой жизнью? Машина Ждана Хайдари подарит вам другую жизнь.
Он покачал головой. Отчеты по Мнемо должны лежать на его столе. Как член Совета он должен интересоваться всем, что касается будущего. Странно, что Ждан предоставил ему не все отчеты, да и предоставленные вовсе не отличаются полнотой.
Почему?
Мнемо — другая жизнь — Мнемо.
Возможен ли мир без МЭМ? Южные либеры считают: возможен.
Почему бы и нет? Мир без МЭМ — это тысячелетия.
Программа «Возвращение». «Гелионис» как вариант будущего. Южные либеры требуют: синтезатор и Мнемо должны принадлежать всем.
Но зачем же так сразу? Кто поручится, что Мнемо не искажает мир? Кто поручится, что продукты, производимые синтезатором, столь же полезны, как выращенные на земле?
Пять лет испытаний на «Гелионисе» необходимы.
Доктор Хайдари поднял руку, дверь перед ним открылась.
В прихожей светился матовый нежный фонарь. Папий Урс, несомненно, дожидался хозяина.
Доктор Хайдари улыбнулся: он был дома.
Он на ходу скинул рубашку и бросил ее в щель утилизатора. Он вдруг заторопился. Принять ванну, почувствовать ледяные крутые струи, потом крутой жар, взбодриться!
Он даже не заглянул в кабинет.
Освеженный, взбодрившийся, он накинул халат и подошел к окну.
Группа воспитанников Общей школы — судя по майкам, из Арктического сектора — окружила живую скульптуру. Наверняка в Мегаполис они попали впервые, живая скульптура весьма веселила их. Что же им делать сейчас? Именно сейчас, когда они еще не сформировались в настоящих творцов, а заниматься настоящим делом уже хочется. И как выбрать главное, не ошибиться? Жизнь коротка, один человек и тысячной доли не сделает из того, что ему хотелось бы сделать.
