— Нет, мне вот что интересно, — сказал Лохмач. — Пускай мне Умник объяснит, раз он такой умный и все время что-нибудь объясняет… Вот Трещины эти проклятые с Земляными дырами, спрашивается, для чего? Прут и прут, все ближе и ближе! Что это за напасть такая, Умник? Скажи, Умник, ты же много чего знаешь, скоро совсем нас к Чертовым скалам прижмут — и что тогда?
— Не знаю, — признался Кандид. — Не могу я все знать. Что-то, видать, с лесом происходит…
— В лесу всегда что-нибудь да происходит, — пространно метил Сухой. — На то он и лес.
— А как в таком лесу жить, спрашивается? — недоуменно сказал Лохмач. — Неужели в таком лесу можно жить, если все пересохнет и затвердеет!.. Озера высыхают, еда пока добродит, ее червяки раньше съедят, звери куда-то пропадают, может, они на лучшие места уходят, только мы, как дураки, тут сидим…
— В какие это «лучшие места»? — скептически проговорил Ворчун. — Про что это ты говоришь, Лохмач? Ты про Лучший лес говоришь, что ли? Так нет никакого Лучшего леса, Лохмач, сомневаюсь я, чтоб этот Лучший лес где-то был. Болтовня все это, враки, пораскрывали, понимаешь, уши и слушают всякую болтовню.
— Как же это нет его! — встрепенулся Лохмач. — Откуда же тогда безлицые Сахар таскают, спрашивается? Именно из Лучшего леса и таскают, сами и говорят, что в Лучшем лесу этого Сахару полно и еще всего полно там, озер много и еды тоже много… И Трещины туда никогда не дойдут, потому как не пройти им через Чертовы скалы. А безлицые плохого не посоветуют, когда советовали они нам плохое, всегда помогали безлицые, разве это не так?
— Сомневаюсь я, что безлицые могут через Чертовы скалы перебираться, — сказал Ворчун. — Где им перебраться, безлицым, они даже на дерево залезть не умеют, какие еще, понимаешь, Чертовы скалы! Ты вот уши, Лохмач, развесил, а я сомневаюсь.
— А кто их знает, безлицых? — вставил Сухой. — Чего они могут, чего — нет, где обитают, почему говорят очень мало?.. У нас в войну многие думали, что они в болотах живут, — потому и скользкие такие…
— Я вот все у тебя спросить хочу, — обратился Лохмач к Сухому. — Криворот говорит, у тебя предки с Чертовых скал были, правда, что ли?
— Не знаю, может, и правда… Очень давно это было. Я ничего не помню. Но отец мой в лесу родился, и мать в лесу… Отец что-то помнил, от деда, видимо, досталось, иногда бормотал странные слова, никто его не понимал. Он в войну погиб. Сразу после Одержания, я маленький совсем был…
— А еще Криворот говорил, будто ты самого Шиша-Храбреца знал, — сказал Лохмач. — Думал я, врет Криворот, не мог, думал, Сухой его знать. Шиш-Храбрец-то аж на восточных землях воевал. Как же, спрашивается, ты мог его знать, мы по тем местам почти и не проходили. Путает, видно, Криворот.
— Так я сам из тех мест, — ответил Сухой. — Там моя деревня была, далеко отсюда, очень далеко. Вы, наверное, о ней и не слышали. Такие вот дела.
— Да как же так? — усомнился Ворчун. — Ты ведь, Сухой, к нам от Желтолоба попал, когда мы Желтолоба разбили — ты к нам и попал, потому как, куда тебе деваться-то было? А Желтолоб, он из наших мест был, и мужики его тоже местные, и все Освобождение они дальше Старых репейников да Лягушатника не вылезали. Сомневаюсь я, чтоб Желтолоб куда-то дальше Выбирался, не такой он был, Желтолоб-то. Не любил далеко нос показывать, хоть и война шла, даже когда с подругами покончили — и то не любил. А как ему башку топором раскроили, так и вовсе теперь никуда не ходит, лежит в болоте, пиявок кормит.
— А ты спроси, как я к нему попал, — хмыкнул Сухой. — Спроси, как я у Желтолоба оказался, а я и отвечу. Мы ж после войны с Усачом стали с Востока сюда, в сторону Скал кочевать. Мало нас было, мужиков, тяжкая оказалась кочевка… А как на Желтолоба наткнулись, воевать с ним не стали, он бы нас перебил, неравные силы-то были у нас. А коли мужики наши были крепкие, Желтолоб нас к себе и взял.
Сухой сделал небольшую паузу, погрузившись в воспоминания, затем продолжил:
— А Шиша-Храбреца я и правда знал, почитай пол-Освобождения вместе, бок о бок прошли. За Цветочные озера вместе бились… Вот это была драка, я скажу.
— А слыхал я, слыхал! — воскликнул Лохмач. — Про Цветочные озера даже сюда молва донесла! Знатный был бой в этих самых озерах, говорят. Баб там много порезали, вроде.
— Да и наших немало полегло, — со вздохом произнес Сухой. На этих Цветочных озерах, будь они прокляты… Там же у подруг такие силы были собраны!.. Но и мы подготовились, это да, у Шиша-Храбреца на этот счет голова работала. Все он, значит, продумал: как окружить, в какое время кому в бой ввязываться. Все равно много наших-то на Цветочных озерах погибло. Хотя и ревунов тогда уже точно не было, ни одного не было, и пчелиных роев подруги не пускали. Да, братцы, озера эти я никогда не забуду, они уж отвердели, наверное, давным-давно.
— А мертвяки там еще были? — спросил Ворчун. — Или уже тогда извелись?
— Были, но некоторые — полусонные… Мы тех, что слабые были, оттесняли от озер к болотам и там разбивали. А с нормальными мертвяками не так, м-да… Хорошо, что безлицые помогли, здорово они нам помогли, что и говорить. И расположение бабское как-то разведывали… Подруг в озерах трудно победить, это любому понятно, даже если окружить со всех сторон.
— Это мы знаем, — крякнул согласно Лохмач. — Мы с этими проклятущими озерами здесь тоже попотели. Без Дьявольской Трухи и делать нечего, это точно. И еще лучше по ночам, по ночам — это да! Ночами мы часто с ними бились. Мертвяки ночью не видят, рукоеды в озеро не полезут, а мы — топоры с копьями в руки и — на плоты, на плоты… М-да-а…
— Говорили, что тогда подруги Шиша-Храбреца поймали, то в яму к рукоедам сбросили — так они его ненавидели, — произнес Ворчун. — Вот и скажи, Сухой, неужели так и было? Я вот сомневаюсь.
— Слухи, конечно, — покачал головой Сухой. — Как же! Поймали они Шиша-Храбреца, разве такое возможно? Он герой был, что и говорить, и погиб по-геройски, в бою погиб… Заманили подруги нас в ловушку, живым почти никто не ушел. Потом мы узнали, что специально они это придумали, чтоб Шиша-Храбреца изничтожить, очень они его боялись, и слава про него далеко по лесу поползла.
— А говорили: в яму, в яму… — крякнул Ворчун. — А я сомневался, как же, говорю, в яму-то, такого бойца, как Шиш-Храбрец, — да в яму! Никак это невозможно, кишка у этих баб тонка, понимаешь. Болтают, чего не попадя…
— Скажи, Сухой, — произнес Кандид. — А ты во время войны ничего не слышал о Молчуне? Может, объявлялся в ваших краях такой?
— Молчун, говоришь… — Сухой в задумчивости почесал затылок. — Был какой-то Молчун, кажется. Один такой головастый мужик, очень хитрый… А, может, и не Молчун вовсе, не помню точно.
