Александр Казанцев - Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями)

— Все предусмотрено! — только и могла разобрать Надя.

— Люблю тебя! Найди меня! Найди, милый! — крикнула она и спрыгнула с площадки.

Мгновенной потери веса было достаточно, чтобы механизм скафандра сработал, выстрелив вверх свернутым крылом дельтаплана.

Высоко над столбом оно развернулось прозрачным, невидимым снизу треугольником, приняв на себя всю подъемную силу восходящих воздушных струй, нагретых пылавшим костром.

Надя почувствовала, что ее неудержимо тянет вверх и она скользит по тщательно обструганному столбу.

Заломленным рукам было нестерпимо больно.

На самом верху столба Наде показалось, что какая-то сила удерживает ее связанные руки, и сердце замерло в ней.

Но в следующее мгновение она ощутила радостную свободу, взмахнула освобожденными вдруг руками и привычно схватилась ими за стропы управления.

Веревка, связывавшая ее руки, действительно зацепилась за какое-то препятствие.

Это был искусно вделанный в верхушку столба и расчетливо поставленный под углом кинжал, отточенное лезвие которого легко перерезало специально приготовленную Никитой веревку.

Надя видела под собой площадь с морем голов, золотые шпили собора, но она не могла рассмотреть с высоты, как взбешенный палач сорвал со своего низколобого заросшего лица колпак и бросил его в огонь. Потом снял с себя красное одеяние и тоже отправил его вслед за колпаком.

Не почувствовала Надя, в отличие от всех, стоявших на площади, как гадко запахло там жжеными тряпками. И не видела она уходящего с площади, спотыкающегося от потрясения Гаранта Полного Успокоения. И не слышала она общего крика:

— Святая!

Она видела полыхнувшую вдали молнию, а раскаты грома оглушали и словно преследовали ее.

Но Надя уже овладела положением. Мастерство дельтапланеристки вернулось к ней.

Сквозь окружающий облачный туман рассмотрела внизу изгибы реки Сонмы и направилась к ней, чтобы использовать восходящие потоки воздуха по ее берегам.

«Улететь как можно дальше», — твердила она себе.

Шлемофон, рассчитанный на короткие расстояния, безнадежно молчал, передавая лишь треск грозовых разрядов.

Чтобы избавиться от них, Надя подняла забрало гермошлема, и в лицо ей ударил свежий, пьянящий, наполненный волшебной силой воздух.

В Ремльском соборе папиец св. Двора Кашоний, сняв со своей алой мантии черную ленту, торопливо служил торжественную мессу по поводу «Ремльского чуда», произошедшего у всех на глазах, по воле всевышнего, прославив тем его Наместника, Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия. Об этом вдохновенно и предусмотрительно Кашоний возвестил с амвона.

Герцог Ноэльский распорядился отметить небывалое событие достойным его пиром в большом зале королевского замка, куда в сопровождении сияющей красотой и довольством королевы охотно явился и сам король Кардий VII, гордый тем, что коронован не кем иным, как святой Надежанной, Освободительницей Френдляндии, и отныне будет грозно править своей страной во славу твердой, как скала, папийской веры. К Мартию Лютому король послал гонца с предложением примириться со скалийской церковью во имя их недавней соратницы, а отныне признанной этой церковью святой Надежанны.

Гроза прошла, дождь стих, но все вокруг сделал влажным. Воздух стал особенным, напоенным озоном, бодрящим, как вино, которое вдыхают, а не пьют.

Уходящая туча висела над лесом, закрыв горизонт.

На стерне сжатого поля между лесом и берегом реки, поросшим кустарником, лежала в своем космическом скафандре Надя.

Протянув руку, она старалась ладонью уколоться о жесткие стебли жнивья, чтобы очнуться, прийти в себя.

Ей казалось, что только во сне могли привидеться ей склоненные к ней женские лица сказочной красоты со жгучими глазами и ободряющей улыбкой.

И, как во сне, слышались ей голоса этих «шамаханских цариц», твердящих:

— Ничего, манге! Позволь, манге! Пойдешь с нами, ласковая. Укроем в кибитке. Дадим юбки пестрые, широкие. Гадать научим, петь с нами станешь, танцевать. Ох, ладно будет!

Неверящими глазами смотрела Надя на пестрые наряды окружающих ее людей, огнеглазых красавиц и смуглых бородачей со смоляными кудрями до плеч. Неужели такие люди могут предать ее за золото тритцам или слугам Кашония?

С участием сердечно улыбалась ей старая женщина с морщинистым, отлитым как бы из темной бронзы лицом.

Все говорили, перебивая друг друга, и Надя не могла произнести ни слова.

Увидев, что стоявший в стороне смуглый мужчина с проседью в бороде и смоляных кудрях носит в ухе бронзовую серьгу, она, как по наитию, сказала:

— Гневий Народный!

— О! Гневий! Наш Гневий! — загалдели вокруг, — Знаешь, манге, нашего Гневия?

Надя кивнула.

Она еще никак не могла решиться довериться этим людям.

Но тут выступил бородач с серьгой.

— Если ты та, которой верил Гневий, хотя и «небесная», то в наших кибитках среди раменок тебя никто не узнает, — и он важно кивнул в сторону леса.

— Пойдем, манге, вставай! — настаивали женщины. — У нас настоящей раменкой станешь, красавица!

— Как же я? — неуверенно произнесла Надя, поднимаясь.

Потом эти люди заговорили на каком-то своем, непонятном языке, а одна из девушек пошла вперед, повела плечами и заставила их так призывно трепетать, что Надя будто перенеслась к себе домой за неисчислимые парсеки. Она встала и бодро зашагала вместе со своими новыми знакомцами к лесу. «До чего же тождественны кристаллы Вселенной!» — думала она.

Самые молодые и любопытные из ее провожатых осторожно прикасались к ее серебряным «доспехам» и выразительно щелкали языками.

— Наши одежды носить будешь, манге. Твое платье сбережем, дорогая, покойна будь. Юбки дадим тебе, ласковая, самые широкие, самые яркие, обещали ей старшие.

Начинался лес.

Сквозь первые деревья виднелись кибитки с полукруглым верхом.

В воздухе еще пахло грозой и горьковатой гарью потухшего костра, когда папиец св. Двора вышел из собора. Он отслужил в нем малую мессу в честь новой святой, рассчитывая смирить тем гнев толпы, готовой расправиться с церковным судьей, пославшим Деву на костер.

Кашоний, подбирая полы огненной мантии, со вздохом забрался в карету. Шестерка запряженных попарно цугом лошадей рванула с места. Огромные колеса двинулись, с грохотом разбрызгивая свежие лужи и давя хрустящий оброненный подводами хворост для костра.