В тот день у Марсдена вечер наступал дважды. Быстроходный флайер — Max-три — одним прыжком перенес его через континент к западу, и снова, после сумерек, окунул в солнечный свет; и солнце — не то Старое Солнце Солтерры — еще раз зашло за горизонт в полосах охры и багрянца. Когда-то, на той Земле, под тем Солнцем, страдали люди, пока не поняли глобальный закон человеческой природы. Страдание происходило от чего-то такого, что они называли «болезнью зонального времени», — от некоего смещения чувства времени. Современный межзвездный человек не мог себе представить таких примитивных суточных расстройств…
— Мистер Марсден? — холодно сказала Паула. Не протянула руки для поцелуя, но этот жест чувствовался в ее позе, в ее словах.
— Миссис Лейден? — деревянно кивнул и Марсден.
Флора переводи; — в взгляд с одной на другого:
— Глен тебя ищет, дорогая. Боится, кажется, что ты простудишься. А надо сказать, твое платье — довольно-таки…
— Изысканное, — слишком быстро подсказал Дуглас.
— Благодарю за комплимент, мистер Марсден. Боюсь, что Глен не понимает таких вещей… А ты, Флора, сегодня обворожительна. — Холод, вежливость дежурных фраз, спокойствие и плотная броня самоуглубленности — вот что окружало Паулу Лейден. В мужчинах она пробуждала средневековую преданность, она привыкла требовать и получать. Сейчас ее пепельные, гладкие волосы мягко блестели в слабом свете праздничной иллюминации, двумя сходящимися потоками спадая к алмазному колечку за шеей и растекаясь оттуда по плечам и спине.
Нежная красота ее бледной кожи с ясными дорожками голубых жилок затопила Марсдена воспоминаниями. Паула показалась ему старинной восковой свечой, горящей ясным, немигающим пламенем, — свечой, что горела и будет гореть целую вечность все тем же бездымным небесным огнем…
Все трое стояли в сгущающихся сумерках. Развешанные по деревьям фонарики бросали разноцветные блики на воды озера. Высокие темные кипарисы обрамляли тот берег; три белых лебедя безмолвно скользнули по глади и, как призраки, исчезли в густой тени…
— Еще бы шампанского! — весело крикнула Флора, все еще держась за локоть Марсдена.
— Да, это было бы славно, — тихо и четко ответила Паула.
Ни намека, ни дрожи в голосе — где же та женщина, что так безумно молила его о встрече, жаловалась на мужа с его подарком — новым флайером?.. Ни тени того капризного, взбалмошного существа. Нет, это была не Паула, а миссис Лейден, сдержанно-вежливая миссис Лейден.
Они медленно пошли вверх по склону берега. В кронах деревьев, готовясь ко сну, суетились птицы, Шорох набегавших волн уже был не слышен с берега. А впереди все громче звучали голоса гостей, хохот, шум веселых игр — этих глуповатых забав для людей, решивших во что бы то ни стало веселиться до упаду. Их окружал сад, утонувший в бархатном мраке ночи, мягко освещенный в тихих аллеях и залитый музыкой на террасах и площадках.
— А кто это, — оживилась вдруг Флора, — сказал в древности, что сидеть в саду — грех? Какой глупый старикашка!
— Святой Ансельм, — дал справку Марсден. — В двенадцатом веке по старому календарю Солтерры. Только он не говорил про грех. Он сказал, что это опасно для духа.
— Все равно — хитрый старый лис! Не нашел ничего лучше, чем приравнять сады к греху!
— Не забудь о Еве, — заметила Паула. Не смеясь, она искоса взглянула на Дугласа. — Как это: «Ни один мужчина не достоин женщины, воистину так, и сады… сады…»
— Сады окружены пустынями, горами и реками смерти. — Марсден осекся. Он не должен терять самообладания, пока не окажется наедине с Паулой. Тогда — тогда, конечно, прощай и самообладание, и гордость…
— Дуг! Ты просто старый мусорщик со своей историей!
— Звезды для меня сегодня несчастно сошлись, — Паула будто не расслышала шутки Флоры. — Мой гороскоп напугал меня сегодня утром… И у меня болит голова.
— Да не должна ни у кого болеть голова! — сердито оборвала ее Флора. — Ты, наверно, в последнее время брала мало снов! Это просто глупо и опасно — не получать сна сколько нужно! Жили бы мы в старые времена — тебе б дали таблетку от головы. — Она всплеснула руками: — Представь себе эту старину: все глотают то пилюльки, то таблетки, и вся эта дрянь потом разрушает внутренности. Они даже чтобы детей не иметь таблетки пили! Можете себе представить?)
— Ты, Флора, — заметил Дуглас нахмурясь, — находишь удовольствие в нашем Избытке, ну, признайся!
Она согласно кивнула, смеясь:
— А ведь и вправду тогда было прелестно, если не считать их ужасной медицины и диких идей по гигиене. Но я однажды по-настоящему вела машину — в смысле автомобиль. В общем это грязная, вонючая развалина. Но, слушайте, было удивительное, архаическое ощущение мощи! Совсем не то, что на флайере, тут чувство легкости и свободы. А там…
— Машина? — спросила Паула. — О да, вспоминаю. Я видела раз такую модель — в Черекровецком музее. Меня брали в детстве. Это было… гм:., смешно.
— Благодари свои счастливые звезды, что живешь на Парсло.
Паула сделала гримаску: в первый раз за вечер живое чувство нарушило гладкую гармонию ее лица.
— Не говори мне о звездах. Я же сказала, что сегодня утром мой гороскоп был ужасен.
Марсден понял, что эти слова предназначены для него. Он знал, что Паула истово верит в предначертания судьбы, в предсказания астрологов. И понял: нехорошо получится, если он не ответит прямо на ее молчаливый призыв.
Он сказал:
— «Сегодня» уже почти прошло, миссис Лейден. Ваш астролорист принесет вам прогноз получше.
— Конечно, Паула! Мне на сегодня такой кошмар предсказывали!.. Скорее бы завтра настало. Ты знаешь, я — Овен! — Флора явно была из тех непреклонных, что упорно называют знаки Зодиака их старыми сольтерранскими именами; причем связывают их с каким-нибудь похожим расположением звезд, видимых с Планеты Парсло, а вовсе не со старинной астрономической номеклатурой. Она болтала без умолку, пока они шли через широкий цветочный партер туда, где разливались яркий свет и добродушный хохот: — Ты знаешь, у меня обе Луны, верхняя и нижняя, были в оппозиции; а Ланселот царил в Рыбах — понимаешь, что это значит? — в квадратуре с Солнцем в Близнецах, и с Бельпуэнтом в Стрельце — тоже в квадратуре. Дорогая! Я сегодня боялась нос наружу высунуть!
— Скоро будет завтра, — снова не без юмора напомнил Дуглас. Паула держалась хорошо; ни долгих томных взглядов, ни горьких вздохов. Что с ней случилось за эти четыре дня? Почему она не позвала его?
— Я не буду тебе рассказывать мой гороскоп, — проговорила Паула без улыбки. — Хотелось бы, конечно, больше верить астрологу. — Она склонила голову, приветствуя проходящих мимо мистера и миссис Антони Клейн — смеющихся от счастья, раскрасневшихся от шумных игр этого вечера. — Всем нам очень нужен Мастер-астролог. У нас ведь нет практика высшего ранга, а Трэси Зимбабве давно умер…
