– Как аппендикс или гланды, – сказал демон. – Когда они воспаляются, их лучше бы удалить.
– Я ощущаю себя очень странно, – сказал Ложкин. – Это невозможно, но мое сердце больше не бьется. У меня пустота в груди.
– Это конец, – ответил демон. – За все надо платить. Это твое наказание за смерть Эрики. Ты в самом деле хотел, чтобы она умерла. Ты в самом деле хотел убить ее.
– Нет!
– Да. Не спорь, я помню все. В последнее мгновенье, когда ты понял, что она умрет, ты почувствовал облегчение. Это была даже не секунда, даже не доля секунды, а лишь отдельное волокно в ткани времени, толщину которого невозможно замерить часами. Но эта нить оказалась очень крепкой: она тянется за тобою до сих пор. Поэтому сейчас ты должен умереть.
– Я буду бороться за жизнь.
– Борись на здоровье.
– Ты не реален! – закричал Ложкин. – Весь этот мир не реален! Это лишь видение, это сон. Твои слова ничего не значат. Это лишь случайные всплески моего спящего разума!
– Все миры снов реальны и равноценны, – возразил демон, – просто мы не можем войти в эти двери. Каждый человек – как озеро, на дне которого растут зеркала, они бесконечны, и внутри тебя живет тройная бесконечность миров, каждый из которых равен твоему, но это все не важно, а важен лишь выбор в пользу добра или зла, который делаешь ты. Важна осторожность, с которой ты делаешь этот выбор. Ты сделал свой выбор, когда выкопал эту могилу.
– И что же?
– Я не знаю, насколько это искупает твою вину. Но ты выбрал добро, причем не воспаленный его вариант, значит, в любом случае, ты поступил правильно. Это лучшее, что ты мог сделать. Увы, мы слишком долго говорили с тобой.
– Почему?
– Теперь ты уже не успеешь вернуться, чтобы запереть дверь.
Ложкин взял гвоздь, отобранный у одного из карликов, и сильно уколол себе палец. Капля крови впала на свежую землю.
– Покойтесь в мире, – сказал он. – Я люблю вас.
Одна из ближайших статуй покачнулась и упала. Она задела соседнюю, и та упала тоже. Статуи начала падать друг за другом, как костяшки домино. Через минуту они лежали все, и все ногами в сторону свежей могилы, они упали радиально, как деревья тайги, над которой взорвался Тунгусский метеорит.
– Мое сердце все еще не бьется, – сказал Ложкин. – Я не чувствую свое сердце.
– Сердце уже не бьется, – сказал Рустам и вытер пот со лба. Сейчас он выглядел испуганным и каким-то прибитым. – Кажется, он умер. Сдох, как собака. И он, мать его, до сих пор лежит в машине, и мы до сих пор не спихнули его в озеро. Ты понимаешь, что у нас в машине труп? Труп!
Снегопад за стеклами усилился, лобовое стекло было полностью залеплено снегом, кроме того, уже сильно стемнело; и они не заметили, как подошел к машине чужой человек.
Высокий мужчина в шубе подошел к машине и склонился к окошку.
– Мужики, помощь нужна?
– Вали отсюда, – тихо, и как-то по-змеиному сказал Рустам.
Но эти слова не произвели нужного впечатления. Подошедший внимательно посмотрел на лица обоих сидящих мужчин, а потом перевел взгляд на труп.
– Я вот зачем, – сказал он. – Недавно к вам подходили ребята, то есть, мальчик и девочка. Они выронили деньги, но сами боялись за ними вернуться. Детишки испугались вас. Они позвали меня, я их отец. Эти деньги я дал им на подарок.
– Мы ничего не видели, – сказал Рустам, не поворачивая головы.
– Не видели, так не видели, но я прошел по вашему следу на снегу. Вы подобрали деньги, потому что денег нет.
– Может быть, их занесло снегом, – предположил Рустам.
– А может быть, вы отдадите их? Нехорошо ведь отбирать у детей. Большой грех.
– Пошел отсюда, я сказал! Ты что, не понял?
– Кто это у вас на заднем сиденье? – спросил мужчина. – Он не похож на пьяного. Чем вы вообще здесь занимаетесь?
– Не твое дело, – ответил Рустам, – нарываешься, да?
– Ладно. Как хотите, – и чужой исчез за пеленой снега.
– Что теперь? – спросил Василий. – Он ведь все понял! Все понял!
Рустам взял монтировку и взвесил ее в руке. Потом открыл дверцу.
– Нет, – сказал Василий, – ты же не собираешься его убить?
– А что еще остается сделать? Он все понял, ты прав. Ты знаешь, что такое тюрьма, идиот? Не знаешь? Я знаю, что такое тюрьма, я не хочу сдохнуть там. Не хочу! Один труп или два – разницы уже нет.
– А дети? – ты их тоже убьешь? Четыре трупа – это тоже нет разницы?
Рустам, ничего не отвечая, захлопнул дверцу и ушел в несущийся туман снега. Василий опустил голову на руль и заплакал. Он рыдал громко, как женщина, и его тело содрогалось. Вдруг он замолчал и поднял голову. Вытер лицо рукавом. Сейчас его лицо было совершенно спокойным. Он включил дворники и фары, затем развернул машину. Впереди, за яркими звездочками снега, виднелась черная фигура шагающего человека. Рустам шел уверено, и даже свет фар не заставил его обернуться. Василий направил машину прямо на него. Был глухой удар, и машина остановилась.
Василий прислушался, но ничего не услышал, кроме свиста ветра. Ветер усиливался, и снег становился еще плотнее.
– Вот и все, – сказал он сам себе. – Прости меня, Господи! Вот и все. Ты сидишь в машине, и рядом с тобой два трупа, идиот. А ведь я не хотел ничего такого. Я всегда хотел, чтобы все было хорошо. Почему это случилось со мной? Почему не с кем-нибудь другим? Я ведь не такой, я всегда был хорошим. Мне даже мама это говорила. Что мне делать теперь? Боже мой!
Он подал машину назад, потом вышел и осмотрел лежащего человека. Рустам был мертв. Судя по всему, у него была сломана шея. Неестественно вывернутая рука все еще сжимала монтировку. Снег впитывал черную лужицу крови. Василий вернулся в машину и склонился над человеком, лежащим на заднем сиденье. Вдруг ему показалось, что человек еще дышит. Почему бы и нет? – подумал он, – это ведь всего лишь передозировка наркотиков. Она может как угодно повлиять на организм. Например, на время парализовать дыхание. Но если организм сильный, и если организм борется, то человек может выжить.
От волнения ему даже стало жарко. Он расстегнулся, сорвал шарф и бросил шапку в снег. Один труп или два – это совсем не одно и то же. Он взял руку лежащего и попытался нащупать пульс на запястье. Его пальцы дрожали, и он никак не мог понять, есть пульс или нет. Тогда он прижал артерию на шее и явно ощутил несколько медленных, очень медленных толчков. Это сердце еще билось.
Он достал телефон.
– Скорая? Человек при смерти. Что? Передозировка лекарств. Нет, дышит, но с перебоями. Да, даю координаты. И еще один, сломана шея. Но этому вы вряд ли поможете. Он ушел навсегда.
Навсегда – оптическое слово. Его сила эквивалентна силе любых микроскопов и телескопов, вместе взятых, а может быть, даже превышает эту силу. Это слово позволяет нам видеть. Видеть то, что всегда было у нас перед глазами, но казалось нам слишком мелким, слишком незначительным, или, напротив, слишком большим, чтобы иметь значение лично для нас. Это слово имеет чудесную силу превращения: оно делает весь мир вокруг нас прохладным и влажным, как осенний лес после дождя. Сейчас слово было сказано.
