- Вот тут.
- Жми дальше, сам знаешь, куда.
Мы вышли, не проехав и половины Пироговки. Прошли дворами, и на следующей то ли улице, то ли в переулке нас ждала еще одна машина. Большая, шикарная. Мне показалось, что за рулем брат-близнец первого водителя. Э, да я ведь их помню. Молодцы.
- Теперь уж мы сами, сатирик, должны. Без привидений и прочей мутаты. Видал в катере? То-то.
Мы забирали по городу на северо-запад. Почти сразу ушли с Садового, на Хорошевке проехали под мостом Окружной железной дороги, свернули направо. Водитель вел очень аккуратно. Я нагнулся к Жене.
- Не трусишь?
- Мы куда, Гарь?
- Не знаю, но, по-моему, туда, куда нужно.
- Гарь...
- Что, Ежик?
- Смотри.
Она разжала ладошку. Помятый и изломанный, в ней лежал маленький пион. Почти все лепестки оторвались.
- Я подобрала с катера. Я суеверная.
- Молодец, - шепнул я и поцеловал. - Я тоже. Очень - Я имел в виду вовсе не суеверия, и она поняла.
- Время, Лелик? - сказал, обращаясь к водителю, Хватов.
- Поспеваем за три минуты до отхода, шеф. До отправления то есть.
- Вот так вот. А то - "отхода". Отходят знаешь куда?
- Эй, Мишка, ты куда нас все-таки везешь?
"Понтиак", показалось, еле втиснулся в узкий низкий тоннель под Водоканалом. Я подумал о том же, о чем думал всегда, когда прежде доводилось проезжать этот короткий, быстро ныряющий и быстро выныривающий, залитый желтым светом отрезок, находящийся и под землей, и под водой одновременно. Мне представился белый пароход, самоходная баржа "река море", еще какой-нибудь многометровый многотонный шкаф, величаво проплывающий, как в огромной ванне, у нас над головами.
На узком участке дороги вдоль Ходынки, Тушинского поля всегда было много машин.
- Одевайтесь живей. - Хватов кинул нам пакеты В них были неновые походные куртки-энцефалитки на "молниях", резиновые сапоги. Обувь пришлась впору. Хватов надел такую же. Мы свернули к Тушинскому автовокзалу. Даже не автовокзал это, просто станция пригородных автобусов. Общую идею я теперь понял. Но вот смысл?
- Ну а смысл, Миша? Ну, доедем мы в область, до самого места даже доедем, там-то все равно кто-то есть? Прямо в руки прибудем.
- Меня, сатирик, Мишей только бабы зовут. А Мишкой - только шеф. Михаил Иванович меня устроит. Как в русских народных сказках.
- Как всесоюзный староста Калинин.
- Тебе шеф что про не те, какие надо, руки говорил? - проигнорировав мое замечание, сказал Хватов. Он застегивал "молнию". - Ты так из города вырваться хотел. Вон, опасаешься, что за-ради тебя входы-выходы позапирают.
- У тебя с шефом некробиотическая телепативная связь? Вы незримо присутствуете друг подле друга?
- Иди-ка ты, сатирик... Ты просил, чтобы как в кино, вот я тебя как в кино и вывожу. Самым незаметным способом. Демократически, на автобусе. В гуще народных масс.
"Понтиак" стоял укромно, и если кто и обратил внимание па вылезших из богатой машины трех скромных туристов, то таких было не слишком много. Я не мог не отметить со всем уважением постановку дела: здесь нас тоже встречали. Хватову были переданы билетики - три белых квадрата, он подхватил рюкзак и указал мне на другой. Их сторожил тот же парень, что передал билеты. На долю Жени пришлась наша сумка. Парень буркнул:
- Автобус - вон тот. - И добавил что-то. И пропал в толпе.
- Что-что? - спросил я.
- Это конечный пункт наш так называется - Черная Грязь. А ты думал?
- Я думал, вы под занавес паролем обменялись.
- Садимся, отправление через минуту.
Мы были совершенно неотличимы от других пассажиров. Мы затерялись в сумках и рюкзаках. Никому до нас не было дела, когда мы с извинениями пробирались в хвост автобуса, перешагивая мешки и коробки.
Автобус просто закрыл двери и просто поехал. По известному своему маршруту. Я вспомнил многочисленные сцены погонь, которые описывал когда-то.
Мишка Хватов сидел позади нас. Место рядом с ним было свободно.
- Эй, сатирик, - позвал, - ты, похоже, не ошибся почти. Неплохо бы мы на тачке ехали.
Возле поста выстроилась длинная вереница машин. По-моему, там тормозили через одну. За окном пошли мелькать деревни, темные поля.
- Катастрофа, но еще не беда, - прокомментировал Хватов. - Быстрота и точный расчет. Пятьдесят восемь минут, между прочим, за все про все. Как подруга?
- Я в порядке, Михаил Иванович. - Женя говорила вполоборота, на Хватова не глядя. - Вы не могли бы в качестве ответной любезности прекратить обращаться к Игорю "сатирик"? Вы нас очень обяжете, Миша.
Мне стоило большого труда не хмыкнуть. Я спросил:
- Что значит Черная Грязь - конечный пункт? Что это такое? Где?
- Промежуточный, - ответил Хватов. Посопел. - Не боись, куда надо доедем. Куда ты так хотел.
- По-твоему, я так хотел?
Хватов копался у себя в рюкзаке. Между спинок к нам протянулась фляга. Металлическая, тонкая. Я помотал головой. Женя отпила несколько глотков.
- Ого. Пахнет розами. Что это? На лепестках?
- Коньячок из Туркмении, чтоб вы знали.
В автобусе было полутемно. От дальнего света встречных по потолку бежали без конца темно-светлые полосы. Мотор гудел. Кажется, почти все спали. После всего, что было, картина казалась нереальной.
- У тебя тоже так? - шепнула Ежик. - Как будто не с нами? Рука болит?
- Ничего у меня не болит.
- Бедненький, как же ты работать будешь?
- Ты думаешь, я буду?
- Конечно. А что же ты еще будешь? Как же иначе?
Меня вдруг охватил неподдельный ужас от того, сколько мне еще им всем и ей предстоит сказать. И сколько не сказать Мне пришла та же мысль, что уже бывала неоднократно.
- Ежа, а ты... ничего, что мы - в автобусе? Тебе не...
- Не волнуйся Ты видишь, я спокойна. Я правда спокойна, Гарь Там что-то не срабатывает словно.
Мне показалось, что она не совсем искренна Но что я мог поделать? Ничего
- Не хочу об этом. Гарька, помнишь нашу песню? Ну, Пугачевой? Со старого диска? "Деревеньки, купола... И метель белым-бела..." Что-то там "закружила, чтобы снова я решила все вернуть". Мы вернули?
- Нам.
- Ну, нам. Все равно наше.
- Не совсем еще. Вот приедем, я тебе дам почитать одну смешную цитату. И потом, сейчас лето.
Женя отодвинулась, якобы пристально всматриваясь в меня. Я понял, что она выпила хорошенько. Язык у меня не повернулся что-нибудь сказать.
- Точно, Гарька. Ты стал нудным. Старость подкрадывается. Эй, как вас, Михаил Иванович Топтыгин. У вас там осталось? За счастливое избавление?
Вместе с флягой просунулся вихор. Во фляге звенело на донце.
- Слушай, Михаил Иванович, где шапочка твоя? Такая у тебя была лихая?
- Подарил. Лелика с Геником жалко, - сказал Хватов. - А еще жальче тачку. "Понтиак", видел, да?
