— Вы не знаете, куда вышел дядя? — спросил он у инженера, едущего из Свердловска.
Тот пожал плечами. С тем же вопросом Борис обратился к офицерам.
— Силен твой дядя! — счастливым возгласом ответил ему капитан. — Всех нас перепил, бродяга, штык ему в печенку.
— Но он изменник, — погрозил Борису пальцем лейтенант с орденами. — Он удрал к морякам в шестой вагон.
Борис сжал кулаки. Сорвался! Теперь пойдет куролесить. Запьет недели на две. А послезавтра ему нужно быть в наркомате и докладывать о Дворце. Вот так история…
На остановке Борис перебежал в шестой вагон. Николая Поликарповича там не оказалось. Куда он направил свои стопы, никто сказать не мог.
Борис прошел по всему поезду, он заглядывал под полки, расспрашивал пассажиров, проводников. Его надоумили обратиться к начальнику поезда. Из Шахуньи дали телеграммы обратно по линии в Киров, в Котельнич, в Пижму.
С каждым километром, приближавшим поезд к Горькому, Борису становилось ясным, что поиски дяди результатов не дадут, пока тот сам не очухается где-нибудь под забором в одних подштанниках. К чести Николая Поликарповича, тот снабдил племянника достаточной суммой денег, одеждой, продуктами. В этом отношении Борис чувствовал себя спокойно. Но у него на руках остались чертежи и чемодан со всеми документами. Как теперь с ними поступить?
Чем ближе поезд подходил к Горькому, тем с большим ожесточением Борис клял своего непутевого дядю. От миссии Николая Поликарповича зависела судьба дальнейшего строительства Дворца культуры. Борис ехал в институт, все его мысли были направлены к тому, что его ожидает в Горьком. Но теперь он понял: ему придется принимать более сложное решение.
Всю ночь перед Горьким он не спал и ломал голову над тем, что ему делать с документами. Проще всего было забрать их с собой. Дядя Коля, протрезвившись, непременно направится в Горький. Но не будет ли потеряно драгоценное время? Не примут ли в наркомате самое неблагоприятное решение о Дворце культуры, поскольку не будет веских доказательств со стороны управления треста? Легко представить, как будут переживать такое решение на металлургическом комбинате. Нет, такой оборот дела никуда не годится. Документы нельзя забирать с собой, по крайней мере, их надо передать по назначению.
Борис чертыхался и проклинал все на свете. Ему и Горький-то было страшновато ехать одному, а тут появилась перспектива очутиться в Москве. Нет, видимо, ему всю жизнь так и не будет везти. Он рискует опоздать на приемные экзамены, потому что, кто знает, как ему удастся выбраться из Москвы?
В Горький поезд пришел на рассвете. Борис вышел на перрон, с тоской посмотрел на большое, залитое светом здание вокзала, постоял, повздыхал среди людской сутолоки.
— Ладно, — успокоил он себя, — не было бы счастья, да несчастье помогло. Посмотрю на Москву.
Под вечер приехали в Москву. Столица оглушила Бориса шумом и движением, хотя в дни войны на ее улицах поубавилось людей и транспорта — заводы в основном были эвакуированы на восток. Выйдя на привокзальную площадь и почувствовав себя среди огромного города, Борис немножко растерялся. Он зажмурился, встряхнул головой, подхватил чемоданы и решительно направился к милиционеру.
С грехом пополам он добрался до наркомата. В бюро пропусков объяснил, кто он и откуда. Ему дали номер телефона начальника главка.
— Из Южноуральска? — спросил в трубке густой мужской голос. — Очень хорошо. Возьмите в третьем окне направление в гостиницу. Завтра явитесь к одиннадцати часам вместе со всем материалом. На вас будет заказан пропуск.
Очутившись под крышей, юноша совсем приободрился. Перекусив, он стал осматриваться, заговорил с мужчинами, которые поселились с ним в одной комнате. Несмотря на усталость, Борис отправился осматривать Москву.
Кто бы мог подумать, что судьба выкинет над ним такой фортель? Случись это года два тому назад, он бы не знал, что делать от страха, а теперь не было и тени растерянности.
И все-таки столица поразила Бориса. Москва гудела, бурлила, жила торопливой деловитостью. Сколько людей было на тротуарах, сколько машин двигалось по обе стороны улиц! И улицы эти казались бесконечными, они тянулись к далекому дымному горизонту, образовывали опасные для новичка лабиринты.
Но нет, Борис вовсе не чувствовал себя новичком, у него было странное ощущение, будто он уже не впервые идет по этим бесконечным улицам. Ощущение пульса громадного города восстановило в нем пошатнувшуюся было уверенность. Остановившись на Красной площади, Борис широко расставил ноги и засунул руки в карманы штанов.
«А ведь не сдалась Москва немцам, — подумал он. — Разве одолеешь такую громаду? И я не сдамся. Меня теперь тоже не одолеешь. Буду драться!»
За что он собирался драться? Конечно, за свое будущее.
На следующий день, после одиннадцати часов, Борис получил пропуск в наркомат. Сжимая в руке папку с отчетом и рулон с чертежами, он вошел в большое здание с мраморной лестницей, вахтером, с бесконечными коридорами и множеством дверей.
Начальником главка оказался невысокий седеющий мужчина с близорукими суровыми глазами. Он был в военной форме, но без погон. Склонив голову набок, начальник удивленно посмотрел на остановившегося перед столом юношу. Наверняка ему впервые приходилось принимать у себя такого молодого работника строительного треста, приехавшего по столь важному делу.
— Из Южноуральска? — переспросил он. — Добре. Будем ругаться. Если не оправдаетесь, голову снимем. Нашли чем заниматься… Дворцами. Делать вам там в Южноуральске, что ли, больше нечего? Рассказывайте сначала мне, а потом вместе пройдем к заместителю наркома.
У Бориса, уже открывшего рот, чтобы пояснить, что он только зашел передать документы, дернулась щека. Он понял, насколько серьезно поворачивается дело. Конечно, откровенность хороша, но приведет она не только к тому, что дяде Коле дадут по шапке и навсегда закажут дорогу на строительство. Будет в корне подорван авторитет треста. А потом сделают вывод: у таких руководителей и подход к делу наверняка несерьезный и весь этот Дворец — липа.
Да и дядю, говоря по совести, ему было на сей раз жалко. Он так много сделал для него, Бориса. Дядя Коля создал проект Дворца, руководил его строительством, не жалея ни сил своих, ни времени. Он отдал душу Дворцу.
Ладно, пусть будет так.
Борис не спеша, лихорадочно приводя свои мысли в должный порядок, принялся разворачивать чертежи. Он старался говорить так, как говорил дядя Коля, объясняя Борису секреты архитектуры. — короткими скупыми фразами. Получился официальный отчет. Начальник главка молча выслушал и сказал:
