— Я знал, что ты попадешься на эту маленькую хитрость, красавица. Я знал, что ты уже как раз достаточно напугана, чтобы на нее поддаться. У каждого выхода мои люди, но я благодарен тебе, что ты выбрала именно этот. Очень благодарен. Я предпочитаю лично сводить счеты с предателями.
Вдруг он повернулся к Баку и прорычал:
— Убирайся отсюда, Бак. До тебя очередь еще не дошла. Для тебя я приготовил кое-что другое.
Бак стоял, как прикованный к сырому тротуару.
— Шевелись, Бак, пока я не передумал!
Мисс Мэннинг отпустила его плечо. Ее голос сорвался на прерывистый шепот.
— Уходите! — сказала она.
— Бак!
— Уходите быстро! — снова шепнула она.
Бак нерешительно сделал два шага.
— Бегом! — заорал Дентон.
Бак побежал. Позади раздался зловещий треск выстрела, крик — и наступила тишина. Бак запнулся, увидел, что Дентон смотрит ему вслед, и снова побежал.
— Так вот, трус, — сказал Бак.
— Нет, Бак, — Лэнки медленно покачал головой. — Ты смелый человек, иначе ты не ввязался бы в это дело. Это не была бы смелость — пытаться что-нибудь там сделать. Это была бы глупость. Виноват я. Я думал, что он прежде всего займется рестораном. Теперь я кое-что должен за это Дентону, Бак, а я из тех, кто платит свои долги.
Обезображенное лицо Лэнки озабоченно нахмурилось. Он как-то странно посмотрел на Бака и почесал свою лысую голову.
— Она была красивая и храбрая женщина, Бак. Но я не понимаю, почему Дентон отпустил тебя.
Трагедия, нависшая над рестораном Лэнки в тот вечер, никак не сказалась на посетителях. Они встретили Бака, вышедшего к мультикорду, громом оваций. Когда он остановился, нерешительно кланяясь, его окружили три полисмена.
— Эрлин Бак?
— Да.
Бак усмехнулся. Дентон не заставил ждать своего следующего хода.
— В чем меня обвиняют? — спросил он.
— В убийстве.
В убийстве Мэриголд Мэннинг.
Лэнки прижался к решетке печальным лицом и неторопливо заговорил.
— У них есть свидетели, — сказал он, — честные свидетели, которые видели, как ты выбежал из этого переулка. У них есть несколько лжесвидетелей, которые видели, как ты стрелял. Один из них — твой друг Халси, которому как раз случилось совершать свою раннюю утреннюю прогулку по той аллее — во всяком случае, он в этом присягнет. Дентон, наверное, не пожалел бы миллиона, чтобы засадить тебя, но в этом нет нужды. Нет нужды даже в том, чтобы подкупить суд. Настолько чисто дело против тебя.
— А как насчет револьвера? — спросил Бак.
— Его нашли. Конечно, никаких отпечатков. Но кое-кто заявит, что ты был в перчатках, или окажется, что кто-то видел, как ты его обтирал.
Бак кивнул. Теперь он уже был не в силах что-нибудь изменить. Он служил делу, которого никто не понимал, — может быть, он и сам не понимал, что пытался сделать. И он проиграл.
— Что будет дальше?
Лэнки покачал головой.
— Не умею я скрывать плохие вести. Это означает пожизненный приговор. Тебя сошлют на Ганимед в рудники пожизненно.
— Понятно, — сказал Бак. И добавил с беспокойством: — А ты собираешься продолжать наше дело?
— А чего ты, собственно хотел добиться, Бак? Ты ведь работал не только на ресторан “Лэнки”. Я никак не мог в этом разобраться, но я — то был с тобой потому, что ты мне нравишься. И мне нравится твоя музыка. Так чего же ты хотел?
— Не знаю.
Концерт? Тысяча человек, собиравшихся, чтобы слушать музыку? Этого он хотел?
— Музыки, наверное, — сказал он. — Избавиться от коммерсов — или хоть от некоторых из них.
— Да. Да, кажется, я теперь понял. Ресторан “Лэнки” будет продолжать, Бак, пока я жив. Этот новый мультикордист не так уж плох. Конечно, не то, что ты, — но ведь такого, как ты, больше никогда не будет. Мы все еще не можем удовлетворить все заявки на места. Еще несколько ресторанов покончили с видеоскопом и пытаются нам подражать, но мы далеко впереди. Мы будем продолжать то, что начал ты, а твоя треть дохода будет идти тебе. Ее будут отчислять на твой счет. Ты станешь богатым человеком, когда вернешься.
— Когда вернусь?
— Ну, пожизненный приговор не обязательно означает приговор на всю жизнь. Смотри, веди себя как следует.
— А как же Вэл?
— О ней позаботятся. Я дам ей какую-нибудь работу, чтобы занять ее.
— Может, я смогу посылать тебе музыку для ресторана, — сказал Бак. — У меня будет много времени.
— Боюсь, что нет. От музыки-то они и хотят тебя держать подальше. Так что писать будет нельзя. И к мультикорду тебя не подпустят. Они думают, что ты сможешь загипнотизировать стражу и освободить всех заключенных.
— А мне разрешат взять мою коллекцию пластинок?
— Боюсь, что нет.
— Понятно. Что ж, если так…
— Да, так. Теперь за мной уже второй долг Дентону.
У Лэнки, обычно не склонного к проявлению чувств, были слезы на глазах, когда он отвернулся.
Суд совещался восемь минут и вынес обвинительный приговор. Бак был приговорен к пожизненному заключению. Хозяева видеоскопа знали, что жизнь в рудниках Ганимеда частенько оказывалась очень короткой.
Среди простых людей все шире расходился слух, что этот приговор был оплачен заказчиками и хозяевами видеоскопа. Говорили, что Эрлину Баку пришили дело за музыку, которую он дал народу.
В тот день, когда Бака отправили на Ганимед, было объявлено о публичном выступлении мультикордиста X.Вэйла и скрипача Б.Джонсона. Вход — один доллар.
Лэнки старательно собрал материал, перекупил одного из подкупленных свидетелей и подал кассационную жалобу. В пересмотре дела отказали. Один за другим тянулись годы.
Был организован Нью-Йоркский симфонический оркестр из двадцати инструментов… Один из роскошных воздушных автомобилей Джемса Дентона разбился, и он погиб. Несчастный случай. Миллионер, который однажды слышал, как Эрлин Бак играл по видеоскопу, основал десяток консерваторий. Они должны были носить имя Бака, но один историк музыки, который ничего не слышал о Баке, переменил имя на Баха.
Лэнки умер, и его зять продолжал завещанное ему дело. Была проведена подписка на строительство нового концертного зала для Нью-Йоркского симфонического оркестра, который теперь насчитывал сорок инструментов. Интерес к этому оркестру рос, как лавина, и наконец место для нового зала выбрали в Огайо, чтобы туда легко можно было добраться из любой части Североамериканского континента. Был сооружен зал Бетховена на сорок тысяч человек. За первые же сорок восемь часов после начала продажи билетов были разобраны все абонементы на первую серию концертов.
