– Вы? – спросила она. – Вы меня искали?
Сашок страшно смутился. Он понял: Тамара имеет в виду долг. Решила, что он из-за двух копеек ее искал.
– Да вы что! – почти закричал он. – Я случайно. Я сам удивился. У меня к вам совсем другое дело.
Вдруг в глазах Тамары возник испуг. Глаза у нее были такие, что любое чувство в них отражалось тут же, будто написанное большими буквами.
– Что? Что случилось? – спросила она. – Что-нибудь с Мариночкой?
– Да не с Мариночкой, – сказал Сашок. – У меня к вам дело.
Испуг улетучился из глаз, но возникло любопытство. И осторожность.
– Не бойтесь, – сказал Сашок. – Все в норме.
– Так чего же вы стоите? – удивилась Тамара. – Вы заходите.
– Правильно, – сказал Сашок. – Мне на лестнице стоять не стоит. Он в любой момент может появиться.
– У вас неприятности? – спросила Тамара.
Она впустила Сашка, закрыла дверь. Они стояли совсем рядом, прихожая типовая, и Сашок подумал: «Какие пышные волосы. И цвет красивый, пепельный».
– Они натуральные? – спросил Сашок. Вернее, язык сам спросил – он о таком вопросе даже и не думал.
– Кто?
Тамара подняла глаза – она была на полголовы ниже. И ресницы длинные.
– Волосы натуральные или красите?
От глупости собственного вопроса Сашок покраснел, хотя вообще-то его смутить нелегко.
– Натуральные, – сказала Тамара и засмеялась.
Ей вопрос показался не глупым, а смешным.
– Красивые, – сказал Сашок.
– Вы на кухню проходите, – сказала Тамара. – В комнате не убрано.
Квартира была скромная, но чистенькая. Не надо было большого ума, чтобы догадаться: здесь живет мать-одиночка. Мужским духом даже не пахло.
На кухне тоже было чисто. Сашок не знал, как начать. Как с такой женщиной говорить о дьяволе. Но Тамара ждала.
– Я от товарища Д., – сказал Сашок. – С распиской.
– Ой, – сказала Тамара и ухватилась за стену. – Неужели он передумал?
– Никто не передумал, – сказал Сашок. – Ничего страшного. Все в порядке. У меня ваша расписка. В ней написано, что вы этому, простите, мерзавцу продали свою душу. А я нашел. Случайно. И думаю – надо помочь человеку. Вот ваша расписка. Берите, рвите, жгите, и дело с концом. Вы свободны.
Тамара глядела на Сашка, широко открыв ясные зеленые глаза, смотрела с таким тихим ужасом, что Сашок оторопел.
– Что? – спросил Сашок. – Чем он вас держит?
– Мариночка, – сказала Тамара. – Мариночка моя, девочка…
– Что с ней?
– Она могла погибнуть, – сказала Тамара. Глаза ее наполнились слезами, но слезы не падали, висели на длинных ресницах. И была она так мила и беззащитна, что Сашок еле удержался, чтобы не обнять молодую женщину, не утешить ее по-мужски.
– Нет, – сказала Тамара. – Я умоляю вас, не возвращайте мне эту записку. Я не могу! Мой ребенок погибнет. Моя душа – ничто по сравнению с тем, что может случиться. Пожалуйста, верните ее товарищу Д. Пожалуйста, не губите моего ребенка.
– Ну вот, – сказал Сашок. – Я же хотел как лучше.
– Я понимаю, я не сержусь, только, пожалуйста… Поймите, я растила Мариночку без отца, я вкладывала в нее все, что могла. И когда случилось это и я поняла, что ребенок погибнет, я пошла на все – я готова была вырвать из своей груди сердце, только чтобы спасти ребенка.
Тут слезы сорвались с ее глаз и застучали об пол.
– Я понимаю, – сказал Сашок. – Ради жизни ребенка на что не пойдешь. Вы простите, я не в курсе, я не знал. А как девочка, выздоровела?
– Пока все в порядке…
И тут раздался звонок в дверь.
Сашок насторожился. Шагнул на кухню – есть ли какое оружие, – свою жизнь он дешево не отдаст.
Звонок звучал настойчиво, будто пришли с обыском.
– Это она, – сказала Тамара, вытирая глаза.
– Это за мной! Не открывайте!
– Нет, это она, – сказала Тамара и побежала к двери. Сашок схватил скалку и встал за косяк.
Но оказалось – в самом деле ложная тревога.
В дверях стояла девочка лет десяти, на вид усталая, но здоровенькая, без следов страшной болезни, ради которой мать пошла на такую жертву.
– Как ты? – Мать кинулась к ней радостно.
– Мама, – сказала девочка укоризненно, – ты опять суетишься?
Она взглянула на Сашка, но больше не обращала на него внимания, словно он был мебелью.
– Я так скучала, – сказала Тамара. – Ужинать тебя ждала.
Тамара начала метать на стол посуду, про Сашка она тоже забыла. Девочка тем временем кинула на стул большую спортивную сумку и пошла мыть руки. Стол был накрыт на одну персону, но накрыт шикарно, с салатами, куриной котлеткой, сметанкой и так далее.
Девочка вышла из ванной, прошла за стол, села, оглядела этот праздничный стол и сказала:
– Мне только котлетку. И фрукты. Груш купила?
– Не было груш, деточка.
– Евгения Осиповна сказала: вечером грушу.
– Я сегодня после работы не успела на рынок.
– В следующий раз успей, – сказала девочка. – Пока что я съем только котлету, и завтра же Евгения Осиповна узнает, в каких условиях я нахожусь в доме.
– Мариночка, – умоляла Тамара. – Только не это! Ты же знаешь, как Евгения Осиповна будет сердиться.
– И правильно сделает, – сказала Мариночка. – Ты, мама, распустилась. На той неделе не достала апельсин. Помнишь?
– Помню.
– Я пойду, – сказал Сашок. Ему было неловко. Словно подглядел в замочную скважину то, на что смотреть нельзя.
– Да, конечно, спасибо, что зашли. – Тамара оторвалась от ребенка, вышла за ним в коридорчик.
– Возьмите, – сказал Сашок, протягивая ей записку.
– Ой, не надо! Я на нее и смотреть не могу.
– Тамара, – сказал Сашок, – вы, конечно, извините, но вопрос можно?
– Конечно, конечно.
– Какой страшной болезнью ваша Мариночка страдала?
– Болезнью? Я разве сказала про болезнь?
– Ну, в общем, по большому счету…
– Хуже. Мариночка моя страшно талантлива. Это видно с первого взгляда. Правда?
Сашок согласился.
– Она была в тупике. Она занималась в «Трудовых резервах». Это не дает никаких шансов. И к Евгении Осиповне устроиться невозможно. Туда министры в очереди стоят.
– А что Евгения Осиповна делает?
– Вы не знаете Евгению Осиповну? Но она же гениальный тренер по художественной гимнастике. Практически всем девочкам, которые к ней попадают, гарантировано место в сборной. Но попасть к ней… и мне пришлось, как вы понимаете…
– Ага, – сказал Сашок. – А я думал – смертельная болезнь.
– Типун вам на язык.
– Мать! – послышалось строго из кухни.
– Вы простите, что я так невежливо, – сказала Тамара, открывая дверь гостю. – Мариночке нельзя волноваться. У нее режим.
Она смотрела на Сашка виновато. Вот-вот заплачет.
Сашок вышел на лестницу подавленный. Он понимал, что бывают всякие случаи в жизни. Но, спускаясь, подумал: «Эта Тамарочка еще не успеет помереть, как получит адские муки на всю катушку. Уже получает. Только не замечает. А жалко женщину, такая женщина! О ней заботиться надо».
