Гэри Гибсон - Станции Ангелов

Элиас искал Дэнни и нашел его на заброшенной станции метро, давшей приют некоторым лондонским отверженным.

Дэнни с приятелями поднимали с треснувшего бетона чье-то тело. Услышав шаги, Дэнни повернулся, потом нахмурился, заметив кровь, и пошел навстречу Элиасу.

– Элиас, что это с тобой?

– Лучше не спрашивай. А что с тем твоим другом?

Дэнни снова нахмурился, потом оглянулся на людей, уносящих тело мертвого товарища. Когда они исчезли во мраке станции, Дэнни пожал плечами и покачал головой.

– Вероятно, умер от безысходности. Не рассказывай, если не хочешь, Элиас, но подлечить тебя нужно.

Дэнни повел Элиаса в свою больницу: длинный, низкий, роскошного размера передвижной дом, найденный на свалке, который теперь одновременно служил клиникой. Элиас позволил священнику вколоть ему что-то такое, отчего боль отступила. После того ужаса, который случился с ним в поясе астероидов, Дэнни обрел религию. Когда Элиас сообщил ему о Блайте, Дэнни уставился на него в ужасе.

– Ты должен был умереть, – в конце концов заметил Дэнни. – Ты вообще не должен быть живым.

– Блайт не всегда убивает, – возразил Элиас.

– Ты мне должен подробнее рассказать, что случилось.

– Не могу.

Дэнни посмотрел на него с гневом и разочарованием.

– Не могу, поверь мне, – сказал Элиас. Комната вокруг него на минуту закачалась, и он почувствовал твердую руку Дэнни у себя на плече. – Я просто пытался делать то, что было правильным.

– Правильным? – переспросил Дэнни, его губы сжались в тонкую линию. – Где-то я это уже слышал. Скажи мне, это не ты привез его сюда, в эту страну?

– Не я, – выдавил Элиас осипшим голосом. – Я пытался этому помешать. Но получилось не так, как я ожидал.

Дэнни невесело улыбнулся.

– Вот поразительная штука. Люди всегда так удивляются, когда все оборачивается не так, как они ожидают. Я вот всегда ожидаю худшего, потому и жив до сих пор. – Он глубоко задумался. – Рану твою я залатаю, но Блайт – дело другое. Тут я помочь не смогу. Никто не сможет. Но если тебя это утешит, то ты действительно должен быть мертв.

– Ну, спасибо. – Элиас закашлялся. – Мне сразу полегчало.

– Послушай меня, Элиас. То, что сделали с тобой и с другими, сделали и со мной, ты это знаешь. На меня это не подействовало, как и почти на всех нас, но то, чем обладаешь ты, бесценно. То, что ты способен делать, это… – Дэнни замолчал, посмотрел на свои руки. Они дрожали. Дэнни уставился на них, пока дрожь не унялась. – Если бы я не знал, то сказал бы, что это чудо. Ты мог бы помочь стольким людям.

– Если меня убьют, я не помогу никому. Тренчер попытался, и теперь его нет. Если городские власти меня схватят, меня тоже убьют.

Заверещал какой-то прибор; Дэнни отошел и постучал по бумажной клавиатуре, расстеленной поперек откидного стола.

– Это только что проведенный анализ твоей нервной системы. – Дэнни разглядывал Элиаса с тщательно нейтральным выражением. – Боюсь, хорошего мало. Твое тело сопротивляется Блайту, но он все еще наполняет твой организм. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что это Медленный Блайт.

Элиас почувствовал, как немеет тело.

– Ты ведь знаешь, что это такое? Он все еще внутри – его нельзя извлечь. Теперь он с тобой одно целое.

Элиас тупо посмотрел на Дэнни.

– Элиас, Блайт – в некотором роде биологическая машина. Это не просто какой-то случайный микроб. Он внедряется в нервную систему и перестраивает работу организма. Никто не знает, чего он добивается, но никто еще не прожил достаточно долго, чтобы это узнать.

– Я слышал о Медленном Блайте. Ему требуется около года, чтобы убить тебя?

– Хорошая новость та, что это неинфекционная форма Блайта. Но он ест тебя изнутри, начиная с нервной системы.

Сперва у тебя начнется тремор. Прости, что я говорю так прямо, Элиас, но ты должен знать. – Казалось, Дэнни трудно смотреть ему в глаза. – Не верь, когда тебе будут рассказывать, что он не распространился за пределы Индии, – продолжил Дэнни. – Я слышал другое.

Медленный Блайт? Это как-то не укладывалось в голове. Чего Дэнни не сказал – но Элиас и сам это знал, – это что лекарства от него не существует. «Теперь есть временной предел всему, что я делаю», – подумал Элиас.

Он будет умирать медленно. Его нервная система будет гнить изнутри.

Что-то случилось с Паченко. Элиас в бронированном скафандре и с винтовкой наготове продвинулся вперед, проверяя следующий изгиб коридора. Эти коридоры были вырезаны в голом камне; мигающие аварийные лампы заливали стены кроваво-красным светом.

– Паченко! – гаркнул Элиас в рацию. – Что там с тобой? Он оглянулся. Паченко шел замыкающим.

Рация принесла вой боли и отчаяния. Элиас повернул назад. Протолкнувшись мимо Фарелла и Эдуардеса, он направился обратно в сторону военного транспорта, который доставил их на этот герметизированный астероид. Паченко сидел у стены, съежившись.

– Они умрут, – пролепетал Паченко, когда Элиас нагнулся к нему. – Я это вижу, – добавил он. – Я это вижу.

– Что ты видишь?

– Кровь, боль и трупы, – завыл Паченко. – Я их вижу, Элиас. А ты не видишь?

– Нет, но я тебе верю.

По рации заговорил другой голос – Фарелл.

– Сэр? Все летит к черту, сэр. Между взводом А и рудокопами идет перестрелка. Я не могу связаться с командованием. Что нам делать?

«Быть где угодно, только не здесь», – подумал Элиас. Рудокопы выпустили воздух из половины астероида через считанные секунды после высадки войск. Все шло явно не так, как хотело командование. Элиас знал, что имеет в виду Паченко, что испытывает Паченко.

Эта рудная община разместилась в одной из разбросанных глыб пояса астероидов – на километровой длины плите никеля и железа где-то на пути между Землей и Оортовой Станцией Ангелов, заслужившей лишь порядкового номера в каталоге. Рудокопы зарабатывали на жизнь, поставляя сырье толстобрюхим грузовикам, курсирующим между Оортовой Станцией и Землей. Сама структура пояса, его различные общины, рассеянные по протяженным орбитам вокруг Солнца, делали безнадежной любую попытку установить контроль или порядок. Здешним образом жизни были коррупция и беззаконие. Однако политическая целесообразность требовала такой контроль установить.

– Паченко, Лиам, слушайте меня. Мне придется оставить вас здесь. Проберитесь обратно, если сможете… вы меня понимаете?

Паченко кивнул, его глаза все еще в ужасе смотрели на что-то, что Элиас не видел, не хотел видеть.

Паченко был гордостью ученых. «Мы сделаем из вас, парни, особых солдат, – сказали они, прежде чем начать процесс генных изменений. – Вы будете быстрее исцеляться, дольше жить». Они ни словом не обмолвились о других вещах: о способности видеть будущее, о кошмарных видениях, не дающих покоя. Масса подопытных сошли с ума всего за несколько дней. Тогда ученых сменили сладкоречивые люди в штатском, напоминая им об их долге и о подписанных ими условиях допуска.