Два друга оказались на хмурой серой площади, по которой беспризорные ветры гоняли пыль и мусор. Небо над головами только начинало светлеть. Гудерлинк подумал, что в их родном городе уже начался рабочий день, и на мгновение ощутил острое, сосущее одиночество вдали от привычной квартиры и монитора с оставленной на нем едва начатой книгой… Потом внимательнее пригляделся к товарищу – и тут же забыл о своих проблемах.
– Франк, как ты себя чувствуешь?
Алсвейг, похоже, чудом держался на ногах. На сером от усталости и боли лице блестели влажные дорожки пота.
– Честно говоря, неважно. Есть какие-то идеи?
– В моей индивидуальной аптечке остался фенартропам. Одно время меня мучили суставы, вот я и…
– Давай. Все лучше, чем ничего.
– Куда мы теперь?
Журналист огляделся. Видно было, что рана сильно беспокоит его и мешает сосредоточиться.
– Ты не бывал здесь раньше? После бомбежек все так изменилось… Если я правильно помню, станция находится в районе Блуменштрассе. Вон то здание, судя по всему, еще недавно было филиалом Континентального Банка. За ним должна быть стоянка мини-флайеров. Может быть, нам повезет, и не придется бродить по городу пешком.
Они направились к полуразрушенному, но все еще величественному зданию из красного камня. Множеством башенок, напоминавших о поздней готике, и высокими узкими окнами, уже лишенными стекол, оно походило бы на собор, если бы не мертвящий отпечаток стиля "комфорт", заметный даже теперь. Тот, кто проектировал это строение, старался вместить в него как можно больше лифтов, туалетных комнат, эскалаторов и холлов с кондиционерами и мягкими креслами, так что результат получился тяжелым и массивным, без присущей настоящей готике устремленности в небо. Сквер у подножия здания производил гнетущее впечатление: уцелевшие деревья были иссечены осколками снарядов, полузасыпаны щебнем и сором.
За банком открылась еще более тягостная картина. Улица, уходившая от сквера на восток, спускалась с холма, здания по обе ее стороны большей частью лежали в руинах. Далеко внизу зияло жерло огромной воронки, вокруг которой не уцелело вообще ни одного дома. Стоянка мини-флайеров была пуста.
– О Господи! – Алсвейг пошатнулся. – Ты можешь связаться с бюро информации? Нам нужно найти другие стоянки.
Гудерлинк нерешительно взглянул на свой наручный браслет.
– Что если нас выследят по этому сигналу?
– Почти однозначно выследят, но у нас нет времени плутать наобум. Придется рискнуть.
Гудерлинк набрал на браслете код информационного бюро и через несколько секунд прочел появившуюся надпись: "Извините, ваш личный счет заблокирован".
– Мы рисковали зря.
– Да. Извини, Томаш, я должен был это предвидеть. Теперь придется вдвойне поторапливаться. Не знаю, сунутся ли наши враги сюда, в разрушенный город, но направление нашего движения им теперь известно. Попробуем идти на юго-запад. Не может быть, чтобы на пути нам не встретилось ни одной исправной машины! Который час?
Гудерлинк снова глянул на браслет.
– У нас дома уже восемь тридцать шесть.
Журналист, видимо, хотел выругаться, но сдержался.
– Мы страшно опаздываем. Надежды все меньше и меньше, но нельзя останавливаться. Если отчаемся – тогда точно все потеряно. Помоги нам Бог! Идем!
– Обопрись на меня.
– Спасибо, пока в этом нет нужды. Так мы будем только мешать друг другу. Кажется, здесь раньше была закусочная…
Они бродили по городу не меньше двух часов. Дважды им пришлось остановиться, потому что Алсвейг совершенно измучился. Слабый анальгетик почти не помогал, к тому же, у журналиста явно начинался жар. Но и без этого было тяжело: пыль скрипела на зубах, попадала в глаза. То и дело приходилось перебираться через груды битого камня, куски искореженной арматуры и покалеченные механизмы. Мучила жажда, а питья не было. Приятели наткнулись на небольшой фонтан. Он давно не работал, но в каменной чаше еще сохранилась вода, сквозь которую виднелся мусор на дне… Гудерлинк сполоснул лицо, затем не выдержал, с отвращением взял немного воды в рот, подержал и выплюнул. У жидкости тоже был привкус пыли и запустения. Потом писатель помог умыться Алсвейгу. Пить журналист не стал, только смочил губы. Выпрямившись, он огляделся и вдруг пришел в крайнее возбуждение.
– Погоди-ка, Томаш… Ведь это фонтан на Глаугештайн! Вокруг него скамейки с грифонами. Я часто бывал здесь. В квартале отсюда жил мой старый знакомый, бывший летчик. У него был собственный осмобус…
– Когда это было? – спросил Гудерлинк, даже не стараясь скрыть уныния. – Разве ты не видишь? Все, кто мог, давно отсюда уехали. И твой приятель, наверняка, тоже – тем более, что у него было для этого прекрасное средство.
– Да, это правда. Но что нам еще остается? Пошли, здесь недалеко! Дома в той стороне выглядят сравнительно целыми, так что нам может повезти – не в одном, так в другом.
Гудерлинк вздохнул, на сей раз не столько жалея себя, сколько переживая за друга.
– Надеюсь, твой приятель жил не в той высотке?
– Нет. У него коттедж возле станции сервисного обслуживания флайеров. Он отличный мастер, а раньше был классным пилотом. Я с радостью бы с ним повидался, но боюсь, обстоятельства скорее всего окажутся против нас.
Этот квартал не так сильно пострадал от бомбежек, как тот, что непосредственно прилегал к осмовокзалу. Здания явно пустовали, но многие окна поблескивали целыми стеклами, щебня и мусора на улицах почти не было. Писатель и журналист добрались до сервисной станции. Здесь царила тишина, сквозь распахнутые ворота было видно, что летательных аппаратов на станции очень мало и все они находятся в полуразобранном состоянии. Даже на лице Алсвейга на миг отразилось уныние.
– Негусто… Обойдем ограду, дом Витторио там, справа.
Это был первый абсолютно целый дом, который они встретили. Небольшой двухэтажный коттедж, странный в соседстве с многоэтажными зданиями, даже учитывая их нынешнее состояние. В окнах неподвижно замерли опрятные ярко-синие шторы, как будто хозяева по-прежнему жили здесь, а не бежали от войны, как все жители города. Дверь призывно и таинственного поблескивала пластинкой распознавателя, а на крыльце, казалось, недавно покрашенном, почти не было сора. Приятели поднялись, Алсвейг приложил ладонь к пластине. Раздалось тихое жужжание старомодного сканирующего устройства, которое сверяло линии на ладони с имеющимися в электронной базе, потом дверь неторопливо отъехала в сторону. Слышно было, как в глубине дома мелодично поет сигнал, предупреждающий хозяев о приходе гостей. Журналист и писатель вошли.
Внутри дом оказался тихим и полутемным. Электрическое освещение не действовало, кондиционеры и отопление, судя по затхлому сыроватому воздуху – тоже. В сумеречном утреннем свете Гудерлинк разглядел только, что в прихожей и нижних комнатах царит беспорядок. Но это был не результат спешного отъезда, а скорее привычный многодневный хаос, который часто можно увидеть в домах холостяков и с которым не справится никакая уборочная техника. У него самого в квартире делалось что-то подобное.
