Или... мочить козлов.
И тогда я сказал:
– Ты больше не убьешь ни тех, ни других.
Все дальнейшее произошло в течение нескольких секунд, вытянувшихся в вечность.
Я падал на спину, одновременно выставив дуло «узи» и вспомнив слова инструктора: «Данная модель сбалансирована таким образом, что почти не имеет отдачи». Ладонь левой руки уперлась в асфальт, и я ловко повис над землей, произведя три одиночных выстрела из автомата. Старшему попал выше колена в левую ногу – отдача все-таки была, – а двум другим, с ракетницами, разбив коленные чашечки левых ног.
Своими выстрелами я на несколько секунд опередил толстяка: он таки грохнул из ружья, но уже раненный, падая; пуля ушла в воздух.
Несколько мгновений после его выстрела было так тихо, что я услышал гудение фонаря наверху... А потом воздух огласили пронзительные визгливые вопли, мало походившие на крики раненых мужчин.
Остальные попятились, с ужасом глядя на меня. Один споткнулся о водителя и кувырнулся через него, но тут же вскочил.
Оттолкнувшись ладонью от асфальта, я поднялся на ноги так же легко, как упал. И смотрел только на уцелевших, намеренно игнорируя раненых, чтобы остальным было страшнее. Сейчас они должны меня бояться. Очень бояться!
– Я предлагал решить дело миром, – сказал я, делая еще несколько шагов вперед. Они пятились. Они явно не понимали, что я говорю. Страх был везде – и в мозгах тоже. – Вы не захотели. Вы крутые.
Дуло автомата, черный безразличный зрачок, смотрело ни на кого и на каждого.
– Детская считалочка, – сказал я. – На счет «три» ни одного из вас здесь не будет. «Раз» уже было... «Два» пропускаем... – Я повел автоматом.
Мгновение – и они понеслись кто куда. Лишь мелкий со своей бесполезной пневматикой заметался, как тот разбойник из мультика «По следам бременских музыкантов», но тоже быстро исчез.
– Понятен только один язык, – сказал я, – язык силы.
В круге света остались трое воющих подранков, я да пострадавшие пассажиры перевернутой «Оки», которые, кажется, боялись меня не меньше, чем тех, кто на них напал. Водитель и девушка отползли за машину, и я их не видел.
Клинт подошел к раненым врагам. Двое помоложе почти утратили человеческий облик; обливаясь кровью и слезами, они выли и повизгивали, обнимая раненые ноги ниже перебитых колен, и были похожи на избитых бездомных псов. Ракетницы валялись далеко в стороне.
Другое дело – толстяк. Этот лежал нелепо, на боку, поджимая ногу; уже не орал, а лишь шумно отдувался и рыкал время от времени. Не пес – тигр. Ружье лежало неподалеку, и правая рука тянулась к нему растопыренными пальцами, но не доставала, а ползти он не мог.
Я наклонился над ним (меня обдало волной подвально-чердачной кислой вони) и приставил дуло автомата к его виску. Толстяк замер, глаза вылезли из орбит, и, похоже, он перестал дышать.
– Быстро, – сказал я негромко, – что происходит в городе?
Он скривился.
– Так ты... Не местный...
– Хватит болтать! – Я чуть надавил на «узи», и дуло уперлось в висок толстяка. – Отвечай на вопрос.
– Ничего особенного... Все как всегда...
– Почему в городе пожары?! Что произошло в «Центральном»?!
– Откуда я знаю?! – вдруг заорал он. – Это не мы!
Клинт Иствуд наклонился еще ниже к поверженному врагу.
– Больше никогда не делай так, договорились?
– Пошел ты...
Каблуком сапога Клинт наступил на его пальцы.
– Я просто спросил. Мы договорились?..
– О черт! Я не буду!
Клинт выпрямился, сделал несколько шагов, собрал ракетницы и выбросил их далеко в темноту. Подняв помповое ружье и подумав, решил пока оставить.
– Я не стану вас убивать! – объявил он раненым. – Но и помогать тоже. Вы сами выбрали эту дорогу. Уходите, если можете. Ну... или уползайте.
Ни один из троих не отреагировал на мои слова, они продолжали выть и рычать. Что ж, я потратил на них много времени, слишком много; довольно с них.
Я повернулся и направился к жертвам нападения. Они сидели на асфальте за перевернутой машиной в ее тени, обнявшись, прижавшись друг к другу. Это мне было непонятно. Мужик выглядел здоровым; мог хотя бы попытаться вступиться за девушку. Хотя, конечно, так проще – покорно сидеть и ждать своей участи.
– Не нужно бояться, – сказал я, подходя. – Все закончилось.
Водитель был одет в видавший виды джинсовый костюм и старые кроссовки. На девушке были черные джинсы, свитер и ботиночки. С дачи, подумал я.
– Вас больше не тронут. Хотите, я помогу вам с машиной?
Я протянул ему руку. Он отстранился от девицы и, подумав, подал мне свою. Я помог подняться сначала ему, потом девушке. Она сразу встала за спиной своего кавалера и выглядывала оттуда со страхом. Кажется, они похожи; во всяком случае, не муж и жена – она моложе его лет на пятнадцать.
– Артем, – представился я.
– Сергей, – сказал он. Старался держаться уверенно, но я видел, что потрясение от пережитого еще не прошло.
– Как вы здесь оказались?
– Я в отпуске. Мы с племянницей две с половиной недели жили на даче в Березняках. Знаете, где это? – Я кивнул. – Три дня назад из города стали доходить тревожные слухи...
– Сколько?! – перебил я.
– Дня три, наверное... – Он посмотрел на девушку. Та быстро закивала. – В общем, мы решили вернуться. Еще на подъезде к городу началась ерунда. Перед машиной дорогу перебегали крысы. Не одна-две, а несколько десятков. Может быть, сотня... – Он посмотрел на меня и скривился. – Я понимаю... Расскажи мне кто-то подобную чушь, я бы еще не так реагировал... Но крысы были, честное слово. Большие, размером со среднего котенка или даже щенка. Я еще сказал Полине, что они идут в город на войну. Придут, и наступит нам всем...
– Что еще было странного? – прервал я. Не могу сказать, что очень ему верил, но... Пусть рассказывает. Это поможет снять (или хотя бы облегчить) стрессовое состояние, вызванное нападением.
– Что еще?.. Телефон вырубился. Так до сих пор не работает. – Сергей вынул из нагрудного кармана и продемонстрировал выключенную телефонную трубку.
Откуда я знаю, подумал я, что его телефон выключился именно по дороге, а не повредился, когда машина перевернулась или когда его тащили через боковую дверь? Правильно, ниоткуда.
– Была женщина... – продолжал он.
– Кто?
– Баба. Стояла на обочине. В странной одежде, закутанная с головы до ног. Только глаза видны. Когда мы ехали мимо, она подняла руку и закричала что-то не по-русски, гортанно... Будто каркала.
– Она напугала меня даже больше, чем крысы, – подала голос Полина, и я взглянул на нее.
Миленькая. Румянец на щеках, каштановые волосы, короткая стрижка, простенькие сережки в маленьких ушах. Было бы очень обидно, достанься она этим выродкам.
