— Вот так фрукты!.. — произнес охотник, остановившись и расставив ноги; в зубах у него торчала трубка, руки были глубоко засунуты в карманы. — Где это вы столько их раздобыли?
Павел Андреевич, не отрываясь от поглотившего его занятия, кивнул головой на скалу. Свирид Онуфриевич поднял глаза и увидал пещеру.
— О-го! — протянул он. — Чисто леток в улье. Обалделые-то туда забрались?
— Гей, господа ученые! — не дождавшись ответа, во все горло крикнул охотник. — Обедать пора! — и, поднеся кулак ко рту, он весьма похоже трижды протрубил охотничий сигнал для сбора собак.
Через каких-нибудь полчаса вся компания шумно и весело шагала по песчаному берегу реки, направляясь к плоту. Оживленным разговорам не было конца. Иван Яковлевич совсем забыл под влиянием находки о недоразумении со Свиридом Онуфриевичем и шутил и смеялся с ним. Тяжело приходилось только Павлу Андреевичу: он забрал с собой целую связку черепов и, увязая в песке, тащился позади всех.
— Господа, слышите? вдруг произнес Иван Яковлевич.
Все остановились, глядя на растрескавшийся бурый утес, закрывавшей излучину реки, где находился плот.
— Как будто Антон кричит! — вслушавшись, сказал Михаил Степанович.
— Он! — подтвердил Иван Яковлевич, явственно различив голос старого лакея. — Отчаянно кричит! Не напали ли на него'?
Компания пустилась бегом, сопровождаемая, как щелканьем кастаньет, стуком черепов на плече Павла Андреевича.
За выступом берега глазам представилась странная картина: Антон с двумя огромными рыбами в широко разведенных руках стоял на берегу, как бы загораживая проход к плоту трем одетым в темные картузы и синие рубахи людям. Неизвестные имели весьма мирный вид и что-то говорили Антону, указывая на рыб.
Навстречу ученым с кручи берега на помощь Антону бежал по тропке Василий и вожатый-татарин. Позади них не спеша переваливался огромный детина в смушковой серой шапке, белых широчайших малороссийских шароварах и рубахе, подпоясанной красным кушаком, — человек Свирида Онуфриевича. Шествие замыкали, согнувшиеся в дугу под тяжестью торб и корзин, двое местных жителей.
— Что случилось? — запыхавшись, спросил Михаил Степанович, первый подбегая к Антону.
— Каторжные-с!.. Грабители!.. — прерывающимся голосом ответил Антон. — Ограбить хотели!..
Проводник-татарин заговорил с неизвестными, и те быстро стали отвечать ему на том же гортанном языке.
— Скрутить их надо да в волость предоставить! — возбужденно продолжал Антон. — Стал я тут по берегу ходить, вижу: на ем норы, а там рыбины набились… вот-с… Он указал на бывших в руках у него. — Да чудеса-то какие еще: мерзлые! только я вынул две штуки, несу сюда, эти откуда ни возьмись — за мной да за рыб хватают! Рожи-то какие!! Беглые-с…
— Ай нет! — улыбаясь, перебил проводник. — Никакой не рожа: совсем добрый человек, рыбаки. Они рыба ловил, они рыба клал, а твой рыба взял. Они говорил: зачем брал?
Дружный смех раздался вокруг недоумело озиравшегося Антона.
— Как это клал? В землю-то?
Татарин закивал головой.
— А, да, да! Сейчас поймал, — куда девал? Домой нести — жарко; наш в ямы кладет, в яме лед.
— Что он городит? — вмешался Свирид Онуфриевич.
— Какие ямы и какой к бесу теперь лед может быть в них?
— Есть такие! — подтвердил Михаил Степанович.
— Где же ямы, покажите-ка!..
Татары, с просиявшими лицами, а за ними и остальные направились вверх по реке. Только Антон остался на месте и, не выпуская из рук рыб, глядел вслед ушедшим.
Берег в той стороне был завален осыпью каких-то горных пород.
Рыбаки остановились и приподняли плоский камень: под ним между кусками скал оказалась небольшая пустота, наполненная рыбой. На путешественников дохнуло холодом; к общему удивлению, не только боковые поверхности камней, образовывавших пещерку, но и низ закрывавшего ее камня оказались обросшими ледяными сосульками. По берегу шел целый ряд таких же пустот.
Татары что-то говорили, улыбались и кивали головами, видимо, радуясь, что их поняли и довольные впечатлением, произведенным их природными погребами на приезжих.
— Удивительно! — воскликнул наконец Иван Яковлевич, с любопытством рассматривавший пустоты. — Но какая же причина такой низкой температуры в этих норах?
Ответа ему не было; тот, кто мог бы ответить — Павел Андреевич — увлекся разглядываньем каких-то камней и, забыв о пустотах со льдом, остался далеко позади компании.
Все вернулись к плоту. Михаил Степанович щедро уплатил за рыб, оставшихся во владении Антона, и татары удалились с низкими поклонами.
На берегу запылал костер. Проголодавшиеся путешественники уселись отдыхать на песке и поглядывали на котел, в котором уже начинала закипать ароматная уха.
Безоблачное небо, между тем, понемногу хмурилось; Енисей почернел и притих, как бы притаился и напряженно выжидал чего-то; ласковые всплески о берег умолкли.
— А ведь быть дождю… — заметил Свирид Онуфриевич.
Проводник давно уже озабоченно посматривал на восток, откуда, словно черное крыло огромной зловещей птицы, выставилась черно-синяя туча.
— Буря идет, — сказал татарин. — Ай, большой волна будет.
Словно капли расплавленного серебра мелькнули в воздухе и тяжело врезались в песок.
Ученые повскакали с мест.
— Дождь! — воскликнул Михаил Степанович. — Господа, на плот скорее!
Не успел он договорить, как хлынул ливень, прямые полосы дождя с силой захлестали кругом; поверхность реки вспенилась и засинела. Медлить нельзя было ни секунды. Михаил Степанович первый бросился в воду и, то проваливаясь по колени, то попадая на более мелкие места, добрался до плота и вбежал под спасительный навес шалаша. Разбрасывая воду как слон, пустился бежать Павел Андреевич; впереди его прыгал Свирид Онуфриевич. Старый ученый, приготовившийся бежать за другими в воду, вдруг почувствовал, что чьи-то руки обхватили его сзади поперек тела и подняли на воз- дух.
— Что, что такое? — забормотал он, силясь вырваться и болтая руками и ногами.
— Нельзя-с… Ножки промочите! — произнес Антон, не выпуская барина, и, шатаясь под тяжестью ноши, добрел с ним, как с ребенком, по колени в воде.
— Эх, уха-то наша пропала, — с сожалением заметил Василий, влетев с татарином в задний шалаш и похлопывая себя по прилипшей к плечам рубахе. — И дождь же Господь послал!
Татарин схватил широкий отрезок доски, намереваясь закрыть им котел, и бросился обратно.
— Легче! — произнес снаружи ленивый голос человека Свирида Онуфриевича. — С виселицы сорвался, что ли?